С чистым, почти слышимым щелчком я почувствовал, как сработал спусковой крючок.

— И что делать? — закричал я. — Встать перед трибуной и сказать, что каждое воскресенье вечером я трахался с новым боссом, потому что такова была наша договоренность? Ты думаешь, это чему-нибудь поможет?

Аве было не до смеха.

— Ну, нет, если ты сформулируешь это так. Но то, что ты скажешь — моя работа. Все, что тебе нужно сделать, это прочитать по бумажке и уйти со сцены. Не будет никаких вопросов от СМИ, они ни о чем не будут знать заранее.

Я рассмеялся себе под нос. Ни за что не стал бы этого делать.

Явно борясь с собственным самообладанием, Ава улучила минутку и прошлась взад-вперед по комнате. От тишины у меня поникли плечи. Что за чертова проблема.

И я мог бы избежать всего этого, если бы прислушался к своим инстинктам. Я, как обычно, направлялся бы на собрание команды. Элли была занята тем, чем обычно занималась в понедельник днем.

Что она делала в понедельник днем? Я никогда не спрашивал ее. Со стыдом мне пришлось признать ужасную правду о том, как я с ней обращался.

Что не потрудился спросить ее о чем-то таком простом, как, например, как она проводила время в течение недели, потому что боялся узнать слишком много, кроме того, как ее тело прилегает к моему.

Это знание было достаточно опасным, все, что выходило за рамки, казалось искушением судьбы. Слишком глубоко увязнуть в отношениях с Элли, пытаясь представить, как ее присутствие в моей жизни потрясет ее до глубины души, было самой страшной вещью, которую я мог себе представить.

До этого.

Теперь я показал ее всему миру.

Ава заговорила, и пока я не услышал ее слов, чувствовал облегчение от того, что мои мысли прервались.

— Мы можем сказать это уважительно, хорошо? Потому что это касается не только тебя. Она владелица. Мы живем в непростое время, Пирсон, когда неблагоразумие на рабочем месте рассматривается под микроскопом согласия, власти и манипуляций. — Она пригладила рукой волосы, пока я обдумывал то, что она сказала.

На вкус горько, какой может быть только правда.

Уже спокойней Ава сказала:

— У вас с Элли завязались романтические отношения в начале сезона, вы были соседями до того, как все это началось, до того, как она стала владельцем. Оставим все как есть. Пусть они додумают остальное. — Она остановилась и наклонила голову вперед. — Это может сработать. Во всяком случае, пресса проглотит роман между вами двумя.

— Ни в коем случае.

Она вскинула голову.

— Ты серьезно?

Авы не было рядом, когда вокруг меня кружило безумие СМИ, раздувающих смерть Кассандры, их острые серые плавники были видны повсюду, куда бы я ни посмотрел. Она понятия не имела, насколько абсолютно, на сто процентов серьезно я относился к тому, чтобы не подбрасывать им кровавые куски истории просто для того, чтобы утолить их аппетит.

— Не будем романтизировать это, — сказал тихим голосом. — Я не буду стоять там и говорить, что Элли моя девушка, потому что это не так.

— Он прав, — раздался тихий голос у дверного проема.

Моя голова резко повернулась, как и у Авы.

Элли стояла у входа в комнату, ее волосы были собраны в неряшливый пучок, лицо скрывали зеркальные солнцезащитные очки, одежда была простой и темной.

Как будто она только что пришла с похорон.

Я встал.

— Элли…

Она сняла солнцезащитные очки, и я почувствовал себя так, словно меня уволили.

Ее глаза были красными, лицо бледным и осунувшимся.

Из-за меня. Я хотел подойти к ней, хотя и знал, что не должен. И определенно не перед Авой. Долгое, ужасно застывшее мгновение мы просто смотрели друг на друга.

«Мне так жаль» — попытался я сказать ей глазами, не желая ничего выдавать, пока у нас была аудитория. За нами и так наблюдало достаточно людей.

Элли моргнула, затем повернулась и закрыла за собой дверь.

— Что теперь? — спросила она, ее голос был хриплым.

При звуке ее голоса я уронил голову на руки.

Действительно, что теперь?

Элли

Я хотела разозлиться на него.

Хотела смотреть на него через весь этот пустой конференц-зал и чувствовать гнев, огонь самодовольства в своих венах просто от одного его вида. Но этого не было.

То, что я чувствовала, было душераздирающим смущением, потому что теперь меня препарировали, мои старые фотографии появлялись в новых историях как своего рода доказательство того, что то, как я жила раньше, должно было намекать на то, что это произойдет.