— Ради чего? Есть ли в моей жизни другой мужчина, готовый оставить меня в стороне, потому что я слишком усложняю ситуацию? — Горячая слеза скатилась по моей щеке, и лицо Пейдж мгновенно вытянулось. — Мой отец отправил меня в школу-интернат, потому что понятия не имел, что со мной делать.

Она подвинулась на диване ко мне.

— Милая, прости, я не хотела поднимать больную тему.

Я шмыгнула носом и потерла болящее место на груди.

— Все в порядке. Не думаю, что улавливала связь до этого момента. — Я огляделась. — Думаю, это из-за того, что нахожусь в этом доме.

— В этом есть смысл. — Ее рука погладила мое колено.

— Я знаю, мой отец любил меня, но он просто не знал, как устроить мою жизнь так, чтобы это не мешало ему в процессе. — Я сжала переносицу, чтобы сдержать подступающие слезы, затем тихо заговорила. — Мне нужен кто-то, кто готов бороться за меня.

— Просто нет… буквально драться, потому что, Элли, девочка, Люк определенно уже сделал это.

Я улыбнулась.

— Нет, не говорю буквально, но я рада, что он сделал это.

— Не думаю, что ты это имеешь ввиду.

— Я хочу, — прошептала, уставившись в потолок, — хочу кого-то, кто не будет сидеть сложа руки и смотреть на то, как изменится ландшафт жизни, если добавить в него меня, и взвешивать, стою ли я этих перемен. Хочу, чтобы меня втянули в это обеими руками и сделали из этого что-то новое, не задумываясь.

Пейдж положила голову мне на плечо.

— Ты заслуживаешь этого. В сто раз больше.

Я перестала бороться со слезами, потому что больше всего на свете хотела сказать это Люку. Хотела, чтобы он услышал слова, нацарапанные на моем израненном сердце, той части меня, которая скучала по нему больше всего.

— Я хочу кого-то, кто любит меня так сильно, что ему невыносима мысль о том, что мы прячемся в тени. Хочу, чтобы он любил меня так сильно, чтобы все уродливое и суровое, что может прийти со светом, его не беспокоило, потому что мы бы столкнемся с этим вместе. — Я тихо всхлипнула. — Не хочу умолять об этом.

— Тебе нравилось ощущать, когда ты была с ним?

Еще одна слезинка скатилась по щеке, пока не исчезла в волосах.

— Нет. Это чувствовалось… хорошо. Это казалось правильным.

Я скучала по нему. С Люком я не то чтобы чувствовала себя другим человеком. Просто чувствовала себя более сильной версией того, кем уже была. Так вот, я просто была готова признать свою ценность, знать, что стою большего, чем одна ночь в неделю.

Он тоже был готов, если уж на то пошло. Просто не хотел рисковать. И я не была ничьей страховочной сеткой, удобно расположенной и в которую безопасно падать.

Я хотела быть дикой, прыгнуть со скалы, попробовать что-то волнующее.

В конце концов, я смогла бы находиться с ним в одном помещении и не замечать, кем он стал для меня, даже если это было на короткое время.

— Так ты типа влюблена в него, да? — тихо спросила Пейдж.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки. Больше не хотела плакать. Предполагалось, что влюбленность — это хорошо, не так ли? Не то, что заставляет плакать. Но думаю, когда влюбляешься, в тот самый день будто кто-то взывает бомбу в твоей личной жизни.

Но была ли я влюблена в Люка Пирсона?

Да.

Это была практически единственная причина, по которой все это делало меня такой несчастной, потому что, сидя на чужом диване в доме, в котором прошло мое детство, я больше не думала о смущении. Не думала о том, кто что видел, или о том, потеряли ли фанаты уважение ко мне. Я думала о нем.

— Разве это имеет значение? — спросила я Пейдж. Или вселенную. Или того, кто мог бы меня слушать.

Она не ответила. Никто не ответил. Конечно, было бы здорово, если бы громкий голос сказал мне, что делать. Но там никого не было. Только я, пытающаяся понять, что, черт возьми, будет дальше.

— Что ты собираешься делать?

— Кроме того, чтобы проспать два дня?

— Ага.

Моя голова прислонилась к ее, и, как и всю неделю, она поддерживала меня. Не давала сойти с ума.

— Я буду делать свою работу. Пусть он делает свою. В конце концов, это будет не так больно.

Я почти поверила в это.

Люк

Когда вы строили всю свою карьеру на способности улавливать малейшие изменения в окружающей вас среде, происходило нечто слегка раздражающее.

Вы не могли это отключить.

Даже когда я не был на поле с работающими часами, я замечал людей вокруг меня. Как они стояли. По-другому ли они переносили свой вес после особенно жестокой игры. После того, как Джек повредил колено в дебютном сезоне, я поймал себя на том, что целых два месяца наблюдал за его походкой. Это сводило меня с ума, но я давным-давно принял это как часть себя. Часть того, что делало меня хорошим в моей работе.