Шрифт:
– Не, ну мы же не фраера дешёвые, чтобы всё подсчитывать! – махая руками, объяснял он на русском одному из румын со странным и тяжёлым именем – то ли Пендаль, то ли Гендаль. – Пойми, браток, этот ваш кишкоблуд усатый сожрал всю курицу, падла, выжрал карамбуль[2] печенюшек и вточил две, – пауза, трагическое лицо, – нет, три банки сгущёнки.
[2] Карамбуль – коробка.
– Стаська, про бухло не забудь предъявить этим чумазым, – откуда-то из-за угла слышался писклявый голосок Игорёни.
Пендаль молчал, лишь шевелил большими и влажными губами да озирался по сторонам, желая побыстрей закончить сделку с передачей объекта, боясь огласки и посторонних взглядов.
Сам глава румынской общины был отдалённо чем-то похож на нашего героя. Просматривалась одна линия мелкой уголовщины и лентяйства вперемешку с хамством и невиданной наглостью. Видимо, все боссы такого уровня немного похожи друг на друга, в каком бы государстве они ни жили – та же медная цепка на шее (но у Пендаля явно потолще), тот же медный перстень на левой руке (но помассивней), такой же примитивно-властный взгляд с оттенком тупости.
Что явно отличало двух начальников, это одежда. Румынский представитель предпочитал пусть и неподходящие ему по размеру (видимо, украденные с бельевых верёвок), но костюмные брюки с кантиком, белую накрахмаленную рубашку и туфли с неимоверно острыми носами. Литовец же, как мы знаем, обожал фирму, спортивный костюм «Адидас», майку в обтяжку и кроссовки «Найк».
Но взгляды на жизнь, уровень развития и положение в обществе были схожи, поэтому они довольно быстро поняли друг друга, хоть и общались на разных языках.
– Короче, братишка, мы требуем компенсацию в сто фунтов, – заключил Станислав, стирая пот с лица.
Пендаль хоть и понял из предъявленного иска всего два слова: «Марьян» и «сто фунтов», согласился на радость Вампирам отдать за своего земляка этих сто фунтов (всё равно отработает), и весёлые цыгане шумною толпой удалились в свои апартаменты.
Естественно, троица пропила эту с неба свалившуюся сотню, гордясь своим умом и смекалкой.
Глава 11
Сектант
В один дождливый и унылый пятничный вечер, когда все домочадцы с открытыми ртами и унылыми лицами тихо и мирно сидели дома, а делать было нечего, в дверь квартиры раздаётся интенсивный стук и слышится какой-то шорох и возня в общем коридоре. Компания оживляется, проявляя недюжинный интерес к происходящему за дверью.
– Кого это тут принесла нелёгкая на ночь глядя? – поинтересовался удивлённый Александр.
– Атас, братва! Шухер. Менты, наверное, – с тревогой в голосе забормотал испуганный Игорёк и рефлекторно кинулся к баулу.
Все строго глянули на него, видимо, ожидая объяснения за его слова, поэтому он, поозиравшись по сторонам, с видом человека, который знает, о чём говорит, тихо сказал, пожимая плечами:
– Эти волки позорные всегда нежданчиком вечерком или поутряни приходят. Ну чтобы на хате все были.
Все промолчали и никак не отреагировали на такого рода умозаключения, лишь Семён промямлил что-то вроде:
– Скоро узнаем. – И пошёл открыть дверь, дабы впустить незваных вечерних гостей и тем самым прояснить ситуацию.
Когда дверь наконец была открыта, на пороге показались двое: один высокий и постарше, второй пониже и помоложе. Тот, что высокий и постарше, громко и уверенно на чистом литовском заявляет:
– Ну вот вам новый жилец. Прошу любить и жаловать.
Затем аккуратно протолкнул того, что пониже, в глубь комнаты и во избежание неудобных расспросов быстро удалился, при этом довольно громко хлопнув дверью. Оставшийся молча и тихо стоял посреди комнаты, хлопая глазами и широко улыбаясь. Тишина, правда, эта продолжалась недолго.
– Так-так-так, – не позволив гостю даже представиться, раскудахтался босс. – Это что за птица? Дай попробую угадать. Тебя сюда типа на заработки прислал Саулюс? Прыщавый и худой такой, на торчка похожий? – не давая опомниться новичку, нажимал Стаська.
– Ну да, – удивлённо пожимая плечами, как на допросе у следователя, ответил тот на отличном русском.
А босс рвал и метал, пуская молнии из глаз и заплевав всё вокруг, не давая никому вставить и слова.
– Тож я этой падле прыщавой ножки эти высохшие повырываю. Я тебе базарю, падлой буду, зуб даю! – надрывался босс, глядя вновь прибывшему прямо в глаза и щёлкая ногтём пальца правой руки по зубу.