– Да?! – удивился босс. – А какая разница?

Детишки рыдали всё громче, посылая проклятия на похмельную голову Стаськи.

– Убийца, убийца, убийца! – орали они, тыкая пальчиками в испуганного и загнанного босса. – Гореть тебе в аду, проклятый!

Хотя Станислав и слыл абсолютным безбожником, но слова «гореть тебе в аду» пришлись ему не по нраву, ком подвалил к горлу, неведомое чувство суеверного страха охватило несчастного.

– Чего глотки рвёте, дурики? – наконец не выдержав неистового натиска, ответил маленьким грубиянам Станислав. Затем покрутил пальцем у виска и тихо, но внятно промолвил: – Вам тут всем башки полечить надо, дебилов шайка!

И засобирался домой, не желая выслушивать дальнейшие оскорбления и унижения в свой адрес.

А дело принимало серьёзный оборот. Фрикций с Полюцием разошлись не на шутку.

– В тюрьму этого проклятого убийцу! – орал один.

– Гореть тебе в аду! – снова твердил второй.

«Пора делать ноги, – подумал уже одетый и тихонечко сидевший на краю кровати босс. – А то старшие услышат и правда подумают, что я мокрушник какой.

– Короче, утухните оба! – вдруг подорвавшись, заорал разъярённый Станислав. – Я смотрю, с вами каши не сваришь. Орёте как потерпевшие. Крысу им жалко, видите ли, – скривил он ироничную гримасу.

Почему-то детей это нисколечко не успокоило, а лишь заставило кричать и причитать ещё громче.

За мгновение до исчезновения из этого гиблого места босс зацепился ногой за какую-то пластиковую коробку, что стояла аккурат под кроватью, и зачем-то решил заглянуть внутрь и проверить, что там. Каково же было его удивление, когда он обнаружил там Нафталиной припрятанный набор опытного извращенца-мазохиста.

Имелись в этом чудо-ящичке и фаллоимитаторы различных размеров и модификаций, и плети, и кляпы для рта, да много чего там было, всего ассортимента и не перечислишь. Стасик абсолютно не знал названий этих штуковин, но видел их, и не раз, на страницах порножурналов, да и чутьё ему подсказывало, что здесь что-то нечисто и дело пахнет развратом и оргиями.

Он скривился, сплюнул и тихо промолвил:

– Ну Нафталина! Ну стерва ошалелая!

Затем с явной злобой пнул коробку ногой, отчего та послушно ускользнула обратно под кровать, и усердно вытер о плед руки, испачканные смазкой с ароматом клубники. Снова перевёл взгляд на рыдающих мальцов, о чём-то быстро поразмыслил и, посмотрев братьям прямо в глаза, громко заявил:

– Да ну вас, дебилов компания. А ещё косят под порядочных. – Махнул рукой и зашагал к выходу.

Через мгновение он оказался на улице и, где-то около часа поблуждав по Лондону, всё-таки умудрился найти дорогу домой, чему был неимоверно рад и горд, что так прекрасно ориентируется в большом городе.

Дверь в квартиру оказалась, как всегда, открыта, поэтому Стасик, войдя внутрь и не промолвив ни слова, тихо проскользнул к кровати и во всей одежде и обуви, как мешок с говном, плюхнулся на неё. Закинул руки за голову, закрыл глаза, потянул воздух носом (отдало чем-то жареным), проглотил слюну и сладко задумался, расплывшись в немного идиотской улыбке.

«Но всё-таки я в натуре красава, – думал он. – Ну крысу там какую-то раздавил. От делов-то. Но дети эти такие стрёмные, – вдруг запереживал босс. – Имена какие-то сектантские». Однако тут же успокоился, вспомнив, что всё-таки сделал эту чиксу. «А значит, есть ещё пороху, – радовался он, оголив ряд щербатых, пожелтевших зубов. – А может, пора жениться? – грешным делом было подумал он, но тут же прогнал от себя эту нелепую и опасную мысль. – Не, это уже на крайняк».

Но тут ход его мыслей и всеобщее молчание нарушает ворвавшийся в комнату после ночной смены Семён, и если на тихо зашедшего Стаську особо никто не обратил внимания, то шум от чем-то обеспокоенного и явно поддатого Семёна встревожил всех постояльцев квартиры, которые, к слову сказать, были дома в полном составе. И если интеллигентная её часть с бодрыми, обритыми лицами копошилась на кухне, наводя какой-то бытовой порядок, то деградирующая часть с унылыми, щетинистыми и туповатыми рожами молча лежала на кровати и о чём-то мечтала, изредка открывая глаза да ковыряясь грязными, огрубевшими пальцами в волосатых ноздрях.

Семён, весь раскрылатившись, орлом залетел в комнату, вместе с ним в помещение ворвался шлейф алкоголя и табака. (Кстати, он уже с неделю как наступил на пробку, но это обстоятельство отнюдь не мешало ему регулярно посещать работу и успешно справляться со своими нехитрыми обязанностями.) И неспроста, ведь в правой руке у него, аккуратно завёрнутая в пакетик, красовалась только что начатая баночка свежего и крепкого пива, а выпущенная через ноздри струя дыма говорила о том, что этот человек только что курил.

Это обстоятельство заставило Игоря открыть один глаз и, подобно псу, повести воздух носом. Технические характеристики данного пива он определил безошибочно («Карлсберг», светлое, четыре запятая пять десятых градуса) – у него имелся поистине великий дар отгадывать подобного рода вещи.

«Практика!» – гордо говаривал он по этому поводу, почёсывая большой, щетинистый кадык.

Вслед за вновь прибывшим с кухни подтянулись Депутаты, а Семён, позабыв о своём пиве, поставленном на стол, как заорёт что было мочи: