— Русские пирожки с вареньем.

— Берите, берите, — вмешался Макарка В.В. — Угощайтесь. А то мальчик обидится.

— Бесплатно! — воскликнул Будка.

Макарка В.В сурово сдвинул к переносице брови. В отличие от него, иностранный учитель радостно заулыбался и, схватив с тарелки верхний пирожок, впился в него крупными желтоватыми зубами.

Вдруг выражение его лица резко изменилось. Он сдавленно выкрикнул, и глаза у него полезли на лоб.

Я сразу почувствовала неладное, но другие, естественно, ничегошеньки не поняли.

— Да вы ешьте, ешьте, это варенье, вкусно, — решил подбодрить его Будка и с радостной улыбкой добавил по-английски: — Рашн джем.

Лицо у иностранца совсем вытянулось, кожа приобрела землистый оттенок. Он еще чуть-чуть с нескрываемым ужасом пожевал Будкино угощение, затем... резким движением запихнул в рот два пальца и извлек оттуда большую черную металлическую шпильку.

— Итс рашн джем? — злобно осведомился он у Будки. И куда только девалась его забота о детях. По-моему, он сейчас совершенно забыл, что им нужно кушать витамины со «швэдского сто-олика». — Итс рашн джем? — еще более свирепым тоном повторил он.

— Это... это не мое, — вжал голову в плечи Митька.

— Про-во-кация! — уже тыкал шпилькой в грудь директора иностранный педагог.

— Успокойтесь, успокойтесь, — растерянно лепетал Виктор Владимирович. — Это просто недоразумение.

— Нэдоразумений? — продолжал тыкать в него шпилькой настырный иностранец. — Не-ет. Я может умереть.

— Да ведь не умерли, — вырвалось у Будки.

Остальные участники Международного конгресса учителей, показывая на шпильку, возмущенно кудахтали на разных языках. Ситуация складывалась критическая. Ника, совершенно красный и растерянный, лишь беспомощно разводил руками, обращаясь к иностранцам с одной-единственной фразой:

— Ноу проблем. Ноу проблем.

Хотя, по-моему, это он зря. Проблема была налицо. К счастью, Макарка В.В. довольно оперативно принял единственно верное решение и быстро увел делегацию из столовой. Напоследок Ника, притормозив возле Будки, тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес:

— Жди вызова к директору. И вы, между прочим, тоже, — он перевел взгляд на Клима и Тимку.

— За что? — хором воскликнула вся троица.

— Разберемся, — бросил уже на ходу через плечо завуч и покинул столовую.

Мы с Агатой наконец сумели подойти к мальчишкам. Меня просто колотило от ярости. Ежу ведь понятно: пирожок с «рашн джемом» предназначался либо мне, либо Агате. А скорее всего именно мне. С Агатой бы Клим так шутить никому не позволил. Чтобы я хоть раз еще попросила этих гадов что-нибудь купить в буфете! Интересно все-таки, кто это придумал? Наверняка Сидоров. Ведь говорю же: вреднее его у нас в классе только Митичкина.

Плюхнувшись на стул, я злорадно произнесла:

— Вот чем кончаются все дурацкие шуточки!

— Какие еще ты имеешь в виду шуточки? — естественно, полез в бутылку Сидоров.

— Брось прикидываться, Тимур, — я окончательно вышла из себя. — Думаешь, не понимаю, что эта шпилька предназначалась мне?

— Шпилька? Тебе? — уставился на меня Тимка.

Но меня не проведешь. Я этого Сидорова как облупленного знаю. Уж как-нибудь с первого класса изучила. И, ехидно хохотнув, я осведомилась:

— Ну, может, я не права и шпилька была приготовлена для Агаты? Или ты, Будка, ее подложил?

— Ах, значит, это ты?

И Будка, сжав кулаки, кинулся на Тимура.

— Стойте, — успел вклиниться между ними Круглов.

В результате Климу досталось с обеих сторон. Правда, не очень сильно.

— Да вы что, психи? — заорал он.

— За кого вы меня принимаете? — в свою очередь начал вопить Сидоров.

Ох, не любит он признавать собственную вину!

— За тебя, Тимурчик, и принимаем, — сказала я.

— Знаете, я ничего не понимаю, — растерянно проговорила Агата. — Может, кто-нибудь мне объяснит?

— Наивный ты человек, — повернулась к ней я. — Тут и объяснять нечего. Наш замечательный и веселый Сидоров решил пошутить. Такой, знаешь, миленький розыгрыш. Мы с тобой приходим. Они угощают нас пирожками, кстати, купленными за наши деньги. Я откусываю, а там шпилька. Ха-ха-ха, как смешно! Только ошибочка вышла. Шпильку вместо меня сожрал иностранец. И вдруг оказалось, что это совсем не смешно.

Тимка смерил меня очень долгим и странным взглядом. И нарочито спокойным голосом произнес: