Шрифт:
— Но тогда забудем и рапорт.
— Само собой. Строй свой забор, э-э…
Вернулся «кум», доложил облегченно:
— Все зэка на месте.
Взгляд у него был веселый, даже шальной. Его ответственность за происшедшее была исчерпана, а вот ответственность замполита только вырисовывалась во всей своей неприглядной красе.
Из сырого степного простора, застланного серой пеленой дождя, я вернулся в роту поздним вечером. Под утро, намаявшись со следственной бригадой, в казарму явился и замполит — вымокший, невыспавшийся, с налитыми кровью глазами и лицом, окаменевшим от хронической злобы. Скинул у входа сапоги с налипшими на подошвы комьями грязи и прошел в столовую, где, в несколько глотков опорожнив стакан чаю, выслушал со стылой усмешкой жизнерадостный доклад дежурного о полнейшем порядке и благолепии в стенах вверенного ему подразделения.
На мой вопрос, могу ли я могу ли пойти проведать свое подзаборное хозяйство, угрюмо кивнул.
Полоса ливней, похоже, закончилась, вновь начинался зной, глина раскисших дорог черствела на глазах, желтели травы, внешняя «запретка» заросла ломким сухим сорняком едва не метровой высоты, а над ним высилась шеренга арматурных шестов с косо приваренными к их верхушкам планками, вдоль которых должна была протянуться колючая проволока. Проволоку, правда, несмотря на клятвенные заверения строительного начальника, завозить не спешили.
Парило. В безмятежной голубизне звенели жаворонки. Толстые пушистые шмели деловито перебирали своими мохнатыми лапами лиловые соцветия клевера. Ало краснели сады спелой, налитой солнцем вишней.
Раздевшись до плавок, я навел порядок в своей каптерке, вымыв пол и разобрав инструмент, после чего, надев солнцезащитные очки и шлепанцы, двинулся принять душ в жилую зону.
— Гражданин начальник! — донесся до меня зов из барака лагерной больнички. — Можно вас на минутку?
В окне барака мелькнул изможденный — вероятно, после отсидки в «шизо», — лик Отца Святого.
Я двинулся на зов и вскоре оказался в душном, пропитанном запахами карболки и йода лазарете.
В больничных покоях, судя по татуировкам и вообще чертам физиономий, находился на данный момент исключительно «блатной» контингент, к которому благодаря многочисленным судимостям, по праву принадлежал и Отец Святой.
Естественно, посыпались вопросы, касающиеся нашей бригады: будет ли таковая расформирована, или нет?
— Не до нас сейчас, — кратко отвечал я. Затем взял с одной из кроватей лежавшую на ней гитару, провел по струнам. Сказал:
— Расстроена.
— А сбацать могешь? — оживились зэки. — А то у нас балалаечник со вчерашнего дня на выписке…
— Ну, так… — я пожал плечами. — Пару десятков аккордов знаю.
— Подыграй, я спою, — попросил один из блатных.
— Ну, давай… — я подтянул ослабшую струну.
Зэк тут же затянул нечто тюремно-лирическое, что нуждалось в аккомпанементе несколькими незатейливыми созвучиями, к его вою тут же пристроился надтреснутый тенорок Отца Святого и чей-то утробный бас. Увлекшись, трио заголосило, как стая мартовских котов, и мне пришлось увеличить степень сотрясения струн.
Уходила почва из-под ног, Ты — такой огромный волосатый, Ты — мой самый-самый, ты мой бог, В арестантской робе полосатой… Знаю, ты ни в чем не виноват! После оглашенья приговора, Поняла, что продал тебя гад, Твой защитник — деверь прокурора!Неожиданно наше культурное мероприятие прервалось запоздалым выкриком: «Шухер!», а вслед за ним раскрылась входная дверь, и лазарет начали заполнять представители лагерной администрации, незнакомые мне офицеры в легких рубашках с погонами в крупных звездах, а затем различились и известные лица: командира дивизии, полка, начальника штаба…
Процессию замыкал жалкий, скукоженный замполит.
— А это у вас кто? — кивнув в мою сторону, недоуменно вопросил командир дивизии начальника колонии.
Отложив гитару, я приподнялся с койки. Снял свои пижонские очки.
Позу я выбрал расслабленную, ибо вытягиваться перед начальством, будучи в шлепанцах и плавках, посчитал делом глупым.
— Э-э-э… — произнес начальник колонии, бегая глазами по сторонам.
— Что за массовик-затейник? — настаивал командир дивизии. — И почему вы в этаком курортном виде, осужденный?
— Из воров, видно, — подал реплику неизвестный мне подполковник. — Совершенно распустились!
— У них тут клуб интересных встреч, — заметил начальник штаба.
— Это, товарищ генерал, инструктор роты, — торжественно доложил «кум».
Комдив непонимающе уставился на него.
— Да-да. Тот самый, который… — «Кум» запнулся многозначительно.
Я мельком взглянул на замполита.
Тот стоял с закрытыми глазами, и в тишине отчетливо слышался скрип его зубов.
— Разрешите идти, товарищ генерал? — осведомился я.