Канал Си-эн-би-си и рынок акций

В программах телеканала отсутствовал какой-либо критический анализ, шла ли речь об оптимистичных интервью корпоративных руководителей или о комментариях брокеров-«аналитиков». В 2000 и 2001 годах ведущий Марк Хейнс брал интервью у Кеннета Лэя и Джеффри Скиллинга, соответственно, Хейнс окончил юридический факультет Пенсильванского университета и считал себя умелым «инквизитором», однако, столкнувшись лицом к лицу с виновниками одного из величайших корпоративных мошенничеств в истории, смог разве что расточать похвалы и задавать нелепые вопросы749.

Когда крупные корпорации наподобие «Ай-би-эм», «Сирс» или «Эй-ти энд ти» увольняли десятки тысяч сотрудников, канал восхищался грамотной экономической политикой, игнорируя человеческую стоимость массовых увольнений. Когда корпорации шли на явные преступления, канал попросту отворачивался и смотрел в другую сторону, по крайней мере до тех пор, пока скандал не выплескивался на первые полосы газет: так было, к примеру, в мае 2012 года, когда прошла новость, что компания «Дж. П. Морган» скрыла от акционеров убытки в 2 миллиарда долларов750.

Зрители тоже не получали достоверной информации. В двух репрезентативных академических исследованиях недавно изучалось влияние передач телеканала на действия инвесторов: были рассмотрены фигуры гостей и рекомендации аналитиков, и выводы оказались неутешительными. Предметом первого исследования было появление руководителей корпораций в передачах телеканала, а во втором оценивалась эффективность советов в одной из самых популярных программ канала – «Безумные деньги»; вел эту передачу неистовый острослов Джеймс Крамер. Результаты обоих исследований приводятся на рисунке; мы наблюдаем скачок в цене акций на фоне остального рынка в день выхода программы или сутки спустя, а затем налицо падение курса. При всей неприятности последующего падения акций предыдущий рост стоимости давал понять, что продюсеры канала и гости передачи заранее сговаривались между собой и бессовестно разыгрывали зрителей. Несмотря на свою шутовскую внешность, Крамер прекрасно разбирался в рыночной динамике и правилах игры. Как минимум в одном случае он продал акции компании, рекламируемой Бартиромо, а затем выкупил их через несколько дней, уже после нового падения цены751.

Еще более показательным можно счесть тот факт, что отдельные руководители компаний отказывались участвовать в этом цирке. Джефф Безос, председатель совета директоров «Амазон» и творец самого успешного IPO тех лет, любил интеллектуальные перепалки с информированными журналистами и часто давал интервью даже второстепенным изданиям. Однако он счел бессмысленным идти на канал Си-эн-би-си, сознавая, что его станут расспрашивать о краткосрочных котировках акций, то есть что его время будет потрачено впустую. Он полагал, что компания, которая заботится о своих клиентах, в долгосрочной перспективе обречена на процветание вне зависимости от колебаний курса акций752.

* * *

Четвертым «агентом» и «проводником» финансовых пузырей выступают политические лидеры. Если вспоминать «Компанию Миссисипи», пузыри Южных морей и английских железных дорог, политики самого высокого уровня охотно совали ложку в эти, скажем так, банки с вареньем; махинаций не чурались даже монархи Франции и Великобритании. С конца девятнадцатого столетия, благо усилился общественный контроль и ужесточилось законодательство по борьбе с взяточничеством, политики стали реже фигурировать среди участников спекуляций; в 1920-х годах они в основном ограничивались косвенным участием, о чем напоминает история Джона Раскоба, председателя Национального комитета Демократической партии.

В 1990-х годах перспективы десятков миллионов пенсионеров, каждый из которых стал сам себе инвестором и капиталистом, приводили в восторг консерваторов; под влиянием теорий Айн Рэнд, Милтона Фридмана и Фридриха фон Хайека они принялись восхвалять новое «общество владения собственностью». Технологический пузырь 1990-х годов не предполагал наглядных политических доказательств приверженности, то есть откровенного взяточничества и коррупции, но вот политическое бездействие регулярно попадало в фокус; речь о пренебрежении нормативными гарантиями, установленными в 1930-х годах и позднее (выводы «комиссии Пекоры», строгое разделение коммерческого и инвестиционного банкинга – напомню, что закон Гласса-Стиголла фактически утратил силу задолго до официальной отмены в 1999 году).

Освещение новостей и сам тон репортажей канала Си-эн-би-си отражали умонастроения и порывы крупного «бычьего» рынка. Во вступительной молитве, так сказать, к своей передачи «Глазами Кадлоу» журналист Лоуренс Кадлоу вещал: «Помните, народ! Свободный рыночный капитализм – лучший путь к процветанию!»753 Консервативный журналист Джеймс Глассман, возможно, усерднее всех остальных крепил связь между технологическим пузырем и идеологией свободного рынка. Известный как автор множества книг по инвестициям, он был и остается фаворитом консервативных изданий, особенно газеты «Уолл-стрит джорнэл». В 1990-х годах он восхищался стремительным ростом рынка, в котором видел прелюдию грядущего изобилия, порожденного свободами рыночного капитализма. Поэтому, когда в апреле 2000 года акции начали падать, он обвинил в происходящем дядю Сэма. Откликаясь на решение суда, благоприятное для антимонопольного иска правительства против компании «Майкрософт», он писал:

«Никто никогда не знает наверняка, почему акции падают в конкретный день, но мне кажется, что резкое падение индекса NASDAQ [193] объяснить просто: инвесторы, встревоженные решением по делу “Майкрософт”, внезапно осознали угрозу государственного вмешательства. А если еще не осознали, им лучше поспешить, как и [вице-президенту и кандидату в президенты] Элу Гору. Администрация Клинтона часто повторяет, что фондовый рынок вырос четырехкратно за последнее десятилетие, но именно она причастна к коллапсу индекса NASDAQ»754.