Шрифт:
– Позиция хорошая, – сказал Максим, когда мы продолжили ехать.
– Ты про дозор? – спросил я.
Максим кивнул:
– Он самый. Надо запомнить это место. Значимая высота, так сказать. С неё округу на многие километры видно.
– Да, высота значимая, – согласился я. – Будь тут война, то много народу за неё полегло бы. Но у нас война другая. Предельно локальная.
Постепенно проехали то место, где зоркая Раиса заметила свет от колонны. Остались считаные километры до лагеря американцев. Я начал немного нервничать. Максим, сидящий за рулём, само спокойствие. С виду, по крайней мере.
Лагерь выглядит, как и прежде, только количество Хамви и палаток поубавилось. Нас заметили, когда ехать осталось километра полтора. Заметили и забегали. Запустили Страйкер и взяли на прицел минимум пяти пулемётов, одной пушки и ПТУРа.
– ПТУР… – мечтательно сказал Максим. – ПТУР нам не помешает…
Я посмеялся:
– Если во владение, то да, не помешает. А если выпущенный по нам, то на фиг он нужен.
На крышу УАЗа был заранее установлен белый флаг, и стрельбы не последовало. Клон Дольфа Лундгрена вышел нам навстречу безоружный. Когда до него осталось ехать метров десять, жестом показал «тормози».
– Ну что, Никитос? – Максим через силу улыбнулся. – Пошли, поговорим…
Мы вышли из машины. Минимум два десятка стволов смотрят на нас с разных позиций. Даже пискнуть не успеем, если стрелять начнут. Переоценивают возможности двух безоружных.
– Переговоры? – по-английски спросил Дольф, когда мы подошли к нему.
– Они самые, – ответил я.
– Пошли за мной, – сказал он и направился к самой крупной палатке.
Шагая, я осматривал временный лагерь и его обитателей. Компания разномастная. Чёрные, белые, жёлтые. Одним словом, сброд!
Для переговоров палатку уже приготовили. Освободили от всего лишнего и поставили четыре стула. Не угадали. Один лишний.
Дольф сел на стул, вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Курит он красный Winston. Максим закурил в свою очередь. Тоже Winston, но синий.
– Что с моими людьми? – тихо спросил Дольф.
– С какими именно? – вопросом ответил я.
– Двоих вы убили, а Сайласа захватили, – начал перечислять Дольф. – На разведку я отправил девять человек. Вместе с Сайласом получается десять. Кто из них жив?
– Живы восемь, включая Сайласа, – ответил Максим. – Двое из отправленных девяти разведчиков мертвы.
Дольф задумался и начал разглядывать уголёк сигареты. Резко посмотрев на меня, рявкнул:
– Какого хрена вам от нас надо?
Я начал смеяться. Это ввело Дольфа в ступор. Ступор постепенно сменился удивлением. Затем удивились мы.
– А ведь я тебя знаю! – воскликнул Дольф на ломаном русском. – Знаю тебя, солдат!
Я сделал кислую мину и посмотрел на Максима Ефименко. Он пожал плечами и выражением лица дал понять: «А я что? Не меня ведь знает, а тебя!».
– Ты воевал в Сирии, – продолжил говорить Дольф. – Ты был солдатом Российской армии. Пальмира! Не помнишь?
Я медленно покачал головой. Не помню его. Не было его там. Такого человека я точно бы запомнил!
Дольф вскочил со стула и резким движением сорвал с накачанного тела футболку. Повернувшись к нам спиной, замер.
Ранение у него серьёзное было. Осколок, не сомневаюсь, что это был именно он, вошёл в бок чуть ниже лопатки, пропахал как мышцы, так и рёбра, а затем вышел наружу и улетел в неизвестность. Врачи, собирая Дольфа, вспотели неоднократно. И как, спрашивается, смогли собрать?
– Не вспомнил? – спросил Дольф и снова надел футболку.
Я вспомнил. Март шестнадцатого года. Сирия. Пальмира. Тот самый замес, в котором получил ранение.
Дольф воевал за одну из группировок. Наёмник-швед. Тогда он был на порядок здоровее и вечно обвешан оружием, огромным количеством гранат и запасных магазинов. Терминатором его называли. Сходства с актёром Дольфом Лундгреном не было. Лысый был, потому что жарко. Носил очки и огромную бороду. По-русски говорил точно так же, как и сейчас. Достаточно хорошо.
Подразделение, в котором был Дольф, относилось к силам Тигра. Лютый был взвод, как помню. И накрыли их люто. Мы тогда держали коридор, чтобы помочь силам Тигра вытащить подразделение Дольфа из глубокой задницы. Благодаря поддержке с воздуха, которую оказали наши ВКС, удалось шугнуть боевиков.
– Нас привезли в ваш лагерь, – заговорил Дольф. – Семеро тяжелораненых, среди которых был я. Лежал на каком-то столе под открытым небом и орал. Потом мне сделали укол, и я прекратил чувствовать боль. Ты проходил мимо, остановился, посмотрел мне в глаза и что-то сказал. Я не запомнил тебя, но запомнил твои глаза. Что ты сказал мне, солдат?