Теперь, когда Эсфирь и Виринея перестанут быть для моего врага потенциальным рычагом давления, можно спокойнее заняться наживкой для Волота и всем остальным.

Уже к обеду ко мне нагрянула Анастасия.

— Прости, что вчера так получилось, я испортила нам вечер, — с порога повинилась она, поправляя строгие очки на носу. — Но сегодня мне уже лучше. Надеюсь, ты не против как-нибудь повторить наш вечер?

— Не против, — улыбнулся я.

Соседка принесла угощение для Эсфирь — испекла торт — но, узнав, что девочка уехала, помрачнела:

— Ох, как жаль… а я так старалась. Почему же Эсфирь со мной не попрощалась?

— Было слишком рано, она побоялась тебя разбудить. — Я посторонился, приглашая её в дом. — Не хочешь войти?

Она кинула взгляд в гостиную.

— А ты теперь один?

— Как видишь.

Она заулыбалась, её щёки порозовели. И на мгновение мелькнули уже знакомые шрамы на её красивом лице…

Входить в мой дом соседка не стала.

Это было предсказуемо, потому что второй раз она бы с приступом гастрита уже не отвертелась.

Так что вместо этого Анастасия предложила:

— А может, сходим в кино завтра вечером? Прости, сейчас мне надо бежать на работу в галерею.

В итоге мы договорились, что я зайду за ней завтра вечером именно туда, а сейчас каждый отправился по своим делам.

Абу продолжил следить за Анастасией уже безотрывно — теперь ему не нужно было присматривать за Эсфирь, так что он полностью посвятил время разведке.

Ну а у меня были свои дела, не менее важные, чем послушница Волота, живущая по соседству.

Первым делом я вызвал ещё одно такси, которое сразу же отправилось к пространственному коридору номер «52», чтобы в очередной раз доставить меня на военный объект к генералу Чекалину.

После того, как мы закрыли червоточину, отношение ко мне поменялось ещё больше. Теперь военные меня не просто уважали, но ещё и доверяли. В бою я показал, что на меня можно положиться, и что я заинтересован в деле не меньше, чем они сами.

— Алексей, рад видеть. — Чекалин поднялся из-за стола и направился мне навстречу, как только я вошёл в его кабинет.

Он крепко пожал мне руку.

Его неизменного секретаря Жана Николаевича не было на месте, и кофе нам принёс другой помощник генерала-лейтенанта. Потом вернулся и секретарь. Он уселся за свой стол и принялся быстро что-то печатать на компьютере (теперь-то я знал, как это устройство называется).

Два часа я пробыл у генерала.

Сначала обсудил всё, что касалось Эсфирь и Виринеи. Их местонахождение знали немногие, и свою просьбу взять их под защиту я объяснил тем, что стал слишком известен, и любая моя связь может быть использована против меня. Сам Чекалин давно предлагал перевезти Эсфирь, но только сейчас я воспользовался его предложением.

— Девочка будет в безопасности, — гарантировал он. — Мы заселим её в закрытую военную школу для одарённых детей в Петербурге. Вместе с сопровождающей её Виринеей Ворониной. И я, как всегда, предлагаю и тебе переехать. Вокруг тебя слишком много шума, но его было не избежать.

Я, как обычно, отказался.

Сейчас мне нельзя было терять контакта с послушницей Волота.

Всё внимание Чекалина я переключил на другое дело. С собой привёз копию карты, которую мне дал Семён. Со всеми точками местонахождения червоточин.

Реакция Чекалина была примерно такой же, как тогда, когда я впервые рассказал ему, что видел в червоточине.

Массивную челюсть генерала чуть оттянуло вниз, и дымящаяся трубка едва не вывалилась у него изо рта.

— Где ты это взял? — Жадным взглядом он оглядел карту. — Ни один наш спец не смог бы определить эти точки. Как тебе удалось это сделать?

Когда изумление прошло, генерал посмотрел на меня с подозрением.

Его можно было понять. Пришёл какой-то пацан и принёс то, до чего пока не смог дойти ни один специалист ни в одной стране по всей Палео-стороне. Да и у меня самого не было объяснения, как профессор Басов смог определить местонахождение червоточин с чистым эфиром, какие методы он использовал и кому собирался сообщить эту информацию.

На все вопросы Чекалина у меня была легенда.

— Я нашёл документ в родительском доме, в тайнике, — ответил я. — Мои родители занимались исследованием червоточин и сделали некоторые предположения. Но не успели никому их показать, как вы понимаете. Их казнили.

Последнюю фразу я произнёс с напряжением и горечью.

Чекалин уловил мою интонацию и нахмурился.

— Да уж. Я был одним из немногих, кто голосовал против их казни. — Он вздохнул. — А мы ведь дом Бринеров вверх дном перевернули ещё год назад. Но ничего не нашли. Где был тот тайник?