Ему стоило признаться хотя бы самому себе, что он действительно изменился. Во всяком случае он редко теперь опускал глаза в пол, не боялся говорить с незнакомцами. Наверное, незаметно для самого себя, он все-таки стал взрослым. Но в глазах Петунии оставался все тем же конопатым мальчишкой с последней парты.

— Профессор, — Лавр выпрямился, насколько это было возможно, сидя в таком мягком кресле, — к чему весь этот разговор? Душой чувствую, что неспроста.

Петуния поджала губы.

Если до этого момента Лавр и сомневался в том, что у его бывшего профессора, а ныне коллеги были какие-то скрытые мотивы, то сейчас он в этом убедился.

— Как я уже сказала, не поймите меня превратно, Лавр, — выдохнув, наконец произнесла Петуния, — мною движет лишь беспокойство о вас. Я нисколько не лукавила, когда сказала ранее, что, увидев вас в Министерстве, не сразу признала в вас того самого мальчика, что однажды вошел в мою аудиторию и молча протопал к последней парте. Да так и остался сидеть там все занятия, пока эти самые занятия не завершились.

Петуния взяла в руки чашку. Вдохнула сладковатый аромат и, сделав небольшой глоток, блаженно прищурилась от удовольствия.

— Конечно же с того дня прошло много лет и я практически не вспоминала о вас, пока вы вновь не предстали передо мной, но уже возмужавшим и окрепшим молодым мужчиной. Право, в голове тогда мелькнула мысль: «Как же Министерство способно закалить дух». Потом на экзамене, сквозь всю эту колдовскую пелену я вновь увидела знакомого мне мальчика, волновавшегося и путающегося в собственных словах. Сколько раз вы там чуть было не прервали свой стих? Семь?

Нехотя, Лавр признал, что сбился десять раз.

— Он еще и считал!.. — не то возмутилась, не то удивилась Петуния его ответу. — Но я веду не к этому, Лавр. Пусть стоявший перед нами колдун и сбивался, нервничал, путался в словах, он определенно намеревался сдать экзамен и стать исследователем. По этой причине… и только по этой причине, Лавр, я захотела дать вам шанс проявить себя. Будучи уверенной в вашем успехе, я и помыслить не могла, что вы провалите свой экзамен.

У Лавра запылали уши.

— Простите, профессор…

— Я не буду лезть к вам с расспросами, Лавр, — словно не услышав его извинений, продолжила Петуния. — Не буду теребить вашу душу, ведь вам должно быть лучше знать, кому и что рассказывать, но… Я уверена, что в Министерство вы возвращаться не желаете.

У Лавра загорчило во рту. И он поспешил вернуть в свои руки чашку с остывающим чаем, сделав несколько больших глотков.

— Я не буду спрашивать причину, — повторила Петуния. — В конце концов, что толку от старухи вроде меня, которая умудряется засопливить от каждого сквозняка? Но будучи старухой, я многое повидала за свой цикл… Уж не знаю, что именно произошло… или что вы увидели… или услышали, пока выполняли задание экзамена, но бежали вы из Министерства в единственное возможное для вас безопасное на тот момент место. Сюда, в Академию. И теперь вы бежите вновь. Потому я хочу спросить, Лавр, и получить уверенный ответ на свой вопрос: «Вы уверены, что готовы бежать дальше?».

???

В день, когда Лавр покинул Академию, шел снег.

Валериана подсуетилась и сунула ему в руки мешковатую авоську, под завязку набитую едой: вареными яйцами, вяленым мясом, хлебом, сушеными грибами и бутылкой молока. Бутыль с молоком была самым тяжелым грузом, но в целом ноша не доставляла Лавру никакого дискомфорта. Учитывая, что личных вещей у него было немного, а еда к моменту его прибытия в порт Кипрея исчезнет, можно было сказать, что шел Лавр налегке.

Однако снега за прошедшую ночь намело столько, что каждый шаг забирал у колдуна толику энергии и примерно к полудню сил у Лавра уже не осталось. И этот факт его крайне расстроил.

Справедливости ради стоило сказать, что Лавр не имел по отношению к самому себе никаких завышенных требований, ведя довольно-таки оседлый образ жизни, он не был подготовлен для длительных путешествий, и боль в икрах была ярким тому подтверждением. Всю свою жизнь Лавр подолгу оставался на одном месте: вначале в своей общине на острове Змеином, затем в Академии, а после в Министерстве. Душа его не жаждала приключений, поэтому такой спокойный образ жизни вполне Лавра устраивал, но в данный момент он был крайне расстроен тем фактом, что выдохся спустя несколько часов, не протянув и до вечера.

Остановившись посреди леса, чтобы немного передохнуть, Лавр огляделся: вокруг него из заснеженной земли тянулись вверх голые стволы деревьев и кустарников, лишь зеленые елки придавали миру вокруг ярких красок.

Лавр поднял вверх голову, снял очки — на запотевающие линзы все время липли снежинки. Небо уже несколько дней было заволочено плотными светло-серыми тучами. Лавр знал, что где-то за ними был скрыт голубой небосвод и солнце, но увидеть их в ближайшие дни можно было разве что в самой дальней точке на севере континента.