— МЫ НЕ КТО УГОДНО! — возмутился дракон. — МЫ СУЩНОСТЬ ВЫСШЕГО ПОРЯДКА!

Такой его выпад я проигнорировал и молча осмотрелся.

Здесь, в «Орде», как всегда было полно народа: снага и гоблины, люди и кхазады перекусывали, играли в карты, нарды и домино, пили ядреный кофе и пенное пиво, обсуждали какие-то важные вопросы. Изображения сарумановской белой длани тут были повсюду: на хоругви над барной стойкой, на мордах у местных орков, на шевронах у суровых, по-сталкерски экипированных мужиков, на передничках у симпатичных официанток…

А над дверью, прямо над моей головой, висела лошадиная шкура с намалеванным на ней ловцом снов.

Все это было престранно и очень интересно. В прошлый мой визит сюда я как-то не обращал внимания на такие детали, теперь же — мог себе это позволить. В конце концов, я приехал не по работе, а по делу глубоко и сугубо личному. Пройдя сквозь зал к барной стойке, за которой никого не было, я скинул рюкзак и уселся на один из высоких стульев.

— Здра-а-а-асть, — из-под прилавка вылезла страшная, как сама смерть, уручья рожа.

Уруки — они на самом деле очень страшные. Верзилы по два метра ростом, мускулистые, клыкастые, кожа — серая, взгляд вечно такой, как будто они уже присматривают, что бы такое из тебя вырезать и на сковородочку определить: эскалоп там, щековину или филейную часть. Еще вредные до ужаса, и с юмором у них беда.

— Рыжий-рыжий, — сказал урук и прищурился. — Конопатый.

Я молча сунул руку в рюкзак, вытянул за черенок МПЛ и ляпнул ее на барную стойку.

— Ять! — урук-бармен недоверчиво посмотрел на меня. — Что — серьезно? Лопатой? Дедушку? Да ну нах! Это что — реально про тебя песня? А можно я гляну? Я-а-а-ать, да она как бритва! Это ж ваще какое охренительное орудие убийства, просто — капитальное! Падажжи! Ты этот! Точно! Барбакан про тебя рассказывал! Ты этот — Жупелов! Золушкин! Огневушкин-Поскакушкин! Экстерминатус-Ангелович! Йо-о-олки, падажжи, щас вспомню, щас!

Он сначала пощелкал пальцами, потом постучал себя кулачищем по лбу так, что раздался гулкий звук, как будто стучат в железный бидон. Может, уруки и вредные, и с юмором у них беда, но вот их непосредственность и абсолютное нежелание притворяться и скрывать эмоции мне, вне всякого сомнения, импонировали. Такой не станет лицемерить: он или примет как родного, или свернет тебе одним ударом рожу на затылок и скажет, что так и было.

— Пепеляев, Георгий Серафимович, — кивнул я. — Я и есть. А где Барбакан?

Я-то имел соображения, куда на ночь глядя намылился лысый толстый тролль, но хотел услышать версию орка-бармена.

— У бабы своей зависает, — жизнерадостно заявил урук. — Гром гремит, земля трясется, Барбакан в лесу е… Ой! Ять! Что это я? Мы же за охренительно высокий уровень культуры войны и быта! А я не представился!

Он мигом вытер руку о передник и протянул свою лапу мне:

— Варган Охренительный, к вашим услугам, — скромно представился он.

Не заржать было очень сложно. Нет, парень он, конечно, был видный, да и трепло несусветное, но чтоб прям Охренительный…

— А-а-а! Это ты не видел, как я по крышам прыгаю и сальтуху кручу, — заявил Варган. — Иначе бы не смотрел на меня так. Я охренительно прыгаю по крышам! Просто как этот… Ну! Гребаный сайгак, во! Заказывать что-то будешь?

— Буду. Но от твоего ответа на следующий вопрос зависит — что именно, — сделал максимально серьезное лицо я.

— Спрашивай, ага, — новых посетителей не было, потому он и трепался со мной так активно.

— Переночевать есть где?

— Места — валом! — охренительно обрадовался охренительный Варган. — Определим тебе приличную койку в хостеле за тридцатку, душ и туалет прилагаются. Так что будешь брать пожрать?

Я облегченно выдохнул: впереди маячила приличная койка!

— Тогда- виски со льдом на два… на три пальца, кружку темного пива, шаурму на твой вкус и на десерт — мармеладку.

— Не, — очень искренне замахал руками Варган. — Мармеладки не бери, они из эпоксидки. Ты ж не гоблин, чтобы всякий отстой жевать! Бери эклеры. Охренительные!

— Тогда эклеры и ответ на вопрос… — я развернул к нему экран смартфона с последней прижизненной коллективной фоткой скоропостижно скончавшихся наркодилеров. — Знаешь этих уродов?

Не спрашивать же мне напрямую «Кто такой Штрих и зачем он наркоту детям продает?» Нужно было заходить издалека… И алиби какое-никакое пригодится, на всякий случай.

— А на кой хрен тебе Штриховы подстилки? — искренне удивился он. — Шмакодявки они… Рептилоидам продались! Че, будешь лопатой их убивать? Да? О-о-о, тогда я тебе расскажу!

Рептилоиды? Однако… С другой стороны — тут сервитут, всякое может быть. Но шмакодявки — это совсем не то слово, которое я ожидал услышать от бармена с внешностью каннибала. Впрочем, уруки — это ведь совсем не те ребята, которые собираются соответствовать чьим-то ожиданиям.