Шрифт:
От этого грубого мужского вопля из уст — то есть, из клюва, — крохотной курочки герцог аж вздрогнул.
А Петрович, вырвавшись на свободу, встряхнулся, шелестя остатками перьев и новыми, отрастающими, громко, по-разбойничьи свистнул, подзывая гусят, и агрессивно уставился на герцога.
— Целоваться вздумал?! — выкрикнул Петрович. — Шуточки шутить?! Над девчонкой посмеяться решил, да?
О том, что совсем недавно он сам надо мной шутил, и шутки его были более чем обидные, Петрович благополучно забыл.
Что взять с курицы. Памяти на пять минут!
Анника первая вышла из ступора и сообразила, ухватила Петровича поперек туловища и зажала ему клюв.
Но в него словно демон вселился.
Он дрыгал ногами, вертел головой, стараясь высвободить сквернословящий рот, и злобно таращил глаза.
— Пустите меня! Я ему сейчас покажу! — бубнил он, выворачивая клюв из цепких рук Анники.
Тут от ступора отошел и герцог.
— А! — произнес он, отступая. — Понимаю.
Он оглядел меня так, словно видел впервые.
И мне стало в два раза стыднее.
Наверное, до сих пор ему в голову не приходило, что я как-то не так одета.
В своих шалостях он не замечал таких деталей.
А теперь вот увидел.
— Прошу меня простить, — вежливо сказал он, церемонно поклонившись. — Я слишком бестактен. Еще раз прошу меня извинить!
Он отступил к калитке, а у меня просто сердце разрывалось от горя.
Я прекрасно понимала, что у меня был один шанс его поцеловать, и я его упустила.
Но, с другой стороны, кому охота оставаться в памяти всего лишь точкой в колкой шутке?..
— Выздоравливайте, — мягко произнес герцог и улыбнулся. — Вы мне должны, помните об этом. И однажды я приду за благодарностью!
Он еще раз поклонился и вышел.
А я просто без сил упала на землю и разрыдалась.
Петрович с воплями вырвался из рук Анники и помчался бить герцога. Но тот благополучно сел в карету и уехал.
— Ну, чего ты? — пробормотала Анника нерешительно. — Все же хорошо… Нам все удалось!
— Поматросил девчонку! — яростно орал Петрович, носясь вдоль изгороди. — И бросил! Хлыщ на тонких ножках!
Как это Петрович не заработал от герцога пинка, я не знаю.
Наверное, герцог считал ниже своего достоинств сражаться с курицей.
— Да, Анника, — произнесла я несчастным голосом, утирая мокрые щеки. — Нам все удалось, дом теперь наш. И деньги есть. Целых семнадцать серебряных.
— И у меня четыре! — восторженно подхватила Анника. — Так чего же ты плачешь?
— Анника, я такая дура! — прошептала я.
— Почему?
— Кажется, я в него влюбилась, — еще более горько призналась я. — Так глупо…
— Почему же глупо? — удивилась Анника. — Он очень красивый и веселый. В него сложно не влюбиться!
— Сложно, — уныло согласилась я, припоминая обаяние герцога. — Но между нами пропасть… Он богат, знатен, а я…
Я осмотрела наш маленький домик, нашу кривую липу и зарыдала еще горше.
— А я хозяйка крохотного кусочка земли, — закончила я свою мысль, давясь слезами. — Он может со мной говорить, шутить, улыбаться. Но на чувства мои не ответит никогда.
— Не его полета птица, — угодливо подсказал Петрович.
Он уже созвал свою банду гусят, и они выжидательно смотрели на меня.
Есть просили.
Я отерла глаза, тяжело вздохнула.
— Ну, что же, — произнесла, поднимаясь. — Какой смысл в том, чтоб сидеть и лить слезы? Совершенно никакого. Слезами я не исправлю ничего. А вот привести в порядок наше жилище нужно. Идем, Анника. Сегодня отпразднуем нашу удачу, а завтра уже нужно приступить к работе!
Наверное, я работой хотела заглушить свою печаль.
В делах желала забыть о веселом герцоге.
Ах, действительно похож на осенний шумный ветер!
Налетел, поднял целый ураган из пестрых листьев, устроил праздничное представление, и так же внезапно и быстро исчез из моей жизни!
И даже имени своего не назвал! Нахал.
Да, в общем-то, и я не представилась…
Глава 22
Дел было невпроворот. Так что особо грустить по герцогу было некогда.
Во-первых, конечно, нам стоило бы приодеться.
Изношенность одежды Анники не поддавалась никакому описанию. Ее сарафаны и юбки были ей откровенно малы, выцвели на солнце до такой степени, что цвета одежды угадывались с трудом. Да и заплатками пестрели, как цветочный луг.