– Вот-вот. – Элла по-своему истолковала мою улыбку. – То-то же. Значит, Хардвин тебе больше по сердцу.

– Нет!

Не хватало только, чтобы энергичная соседка устроила самодеятельность. А она может, тут сомнений нет.

– Значит, все-таки шериф?

– Давайте-ка я помогу вам с уборкой. А потом займемся обедом.

***

После обеда я забрала Киду из школы.

– Ну, как прошел первый день?

– Нормально.

Она не выглядела расстроенной, впрочем, как я уже убедилась, Кида при необходимости умела создать видимость, что все хорошо.

Взявшись за руки, мы пошли вниз по улице.

– Познакомилась с кем-нибудь из ребят?

– Меня заставили выйти к доске и рассказать о себе, – пробурчала она. – Такая глупость!

Я тоже не совсем понимала этот обычай. С одной стороны, конечно, хорошо, а с другой… Как ни крути, а для ребенка, тем более новенького, это тот еще стресс. Но главное: я сама ничего толком не знала о прошлом Киды. Интересно, как же она выкрутилась?

– И что ты сказала?

Кида пожала плечами.

– Правду. Что я жила с мамой, но она умерла и меня отправили в приют, а потом ты взяла меня под опеку. Еще сказала, что люблю рисовать и читать книги. О том, как помогаю тебе по хозяйству, о нашем коте и о том, как мы приютили соседку. – Она посмотрела на меня и хитро улыбнулась. – Знаешь, какое самое главное правило на допросе?

– И какое же?

Ее улыбка сделалась шире и довольней.

– Держаться как можно ближе к правде, а если и придется сочинять, то говорить только то, что нельзя проверить. Но лучше всего увести разговор в другое русло: вот я, например, начала рассказывать про кота и про сад. Ну и про соседку еще.

– Да ты у меня прямо шпионка.

Я даже не знала, радоваться этому или насторожиться ее умению заговаривать зубы. А еще поймала себя на мысли, что, возможно, мне пригодится совет Киды, если шериф опять надумает копаться в моем прошлом. Хотя «опять» - неверное слово. Он и не прекращал этого делать.

– Я бы хотела стать агентом секретной службы, – мечтательно протянула она. – Ты знала, что туда берут женщин?

– Значит, ты уже передумала быть швеей? – подначила я.

– Буду шить на досуге, – рассмеялась она.

– Так что там с ребятами? Тебя никто не обижал?

– Нет, – Кида покачала головой. – Но я ни с кем особо и не разговаривала. Кажется, они меня сторонятся.

– Тебе не обязательно с ними дружить, если не хочешь.

– Вообще-то хочу. Просто не знаю, с чего начать разговор.

При всей своей воле к жизни, она была практически не социализирована, что в общем не удивительно, учитывая, что всю жизнь она фактически провела в затворничестве. От этой мысли защемило в груди: захотелось прижать к себе Киду, но еще больше, чтобы у нее, наконец, появились друзья.

– Попробуй подойти к ним завтра. Предложи взять тебя в игру. Иногда стоит самой сделать первый шаг.

– И мир улыбнется в ответ? – продолжила Кида. Увидев мое удивление, пояснила, – так мама говорила.

– И она была права.

– Хорошо, – сказала Кида после короткого раздумья. – Я попробую.

***

Следующим утром, проводив Киду в школу, я отправилась на Заставную улицу. Внутри пока еще вяло копошилась тревога, и по этой причине я и решила выяснить все как можно раньше.

Заставная улица находилась ближе к окраине в тихом, но неуютном квартале. Я не могла назвать его «злачным», нет – просто, в отличие от остальных шумных и ярких улиц, здесь все было каким-то серым и невзрачным.

Двенадцатый дом стоял между обшарпанной мастерской по ремонту обуви и такой же обшарпанной посудной лавкой, судя по всему, давно закрытой.

Зато нужный мне дом блестел новыми окнами и дверью из добротного дерева. Возле входа на цепях висела табличка «Аспен Мор. Ростовщик».

Смутное предчувствие переросло в мрачную догадку. Я выдохнула, расправила плечи и толкнула тяжелую дверь.

Несмотря на большие окна, внутри царил полумрак – тяжелые шторы были прикрыты.

Когда я вошла, над дверью звякнул колокольчик. Сидевший за стойкой мужчина, поднял голову.

– Доброе утро, леди. – Он закрыл гроссбух. – Покупаем или продаем?

На вид ему было около пятидесяти. Желтоватое лицо обрамляли такие же желтоватые волосы – точнее то, что от них осталось. Бесцветные глаза смотрели сквозь очки в тонкой оправе.