– Так сложились обстоятельства. Не хочу говорить об этом.

Я ждала, что он начнет напирать или скажет какую-нибудь колкость, не Джеффри лишь кивнул.

– А Кида? – спросил он. – Какие у вас на нее планы?

– Имеете в виду, хочу ли я взять ее под опеку? – И, не дожидаясь ответа, сказала то, о чем он и так наверняка догадывался. – Да, хочу. Она хорошая девочка, и я очень к ней привязалась. Но если у нее есть родственники… Вы узнали что-то еще?

Джеффри покачал головой.

– Пока нет. Тот тип больше не объявлялся.

– Тип? Значит, он все же показался вам подозрительным?

Ну, вот, сейчас он скажет, что я опять лезу не в свое дело и задаю слишком много вопросов, но, к моему удивлению, этого не произошло.

– Я неплохо разбираюсь в людях.

– И?..

Джеффри остановился и посмотрел на меня.

– Я не обязан вам этого говорить, и не стал бы, если бы речь не шла о судьбе ребенка. Но присматривайте за ней.

– Думаете, ей угрожает опасность?

Джеффри вздохнул.

– Было в этом человеке что-то такое, что мне не понравилось. Не знаю, что именно, но предчувствие меня редко подводит.

Я не знала, чему удивилась больше: тому, что прагматичный Бартел заговорил об эфемерном «предчувствии» или то, что поделился им со мной. Впрочем, это не важно. Его слова зародили во мне тревогу – ведь я сама думала о том же.

– Может, стоит забрать ее из школы?

– Мои помощники будут дежурить возле школы. График я уже составил.

– Спасибо, но… – его заявление меня удивило и немного сбило с толку, – теперь мне еще тревожнее.

– Это всего лишь меры предосторожности, – успокоил он. – Я лишь сказал, что тот человек мне не понравился, но не уверен, что он объявится еще раз. Если помните, я сказал ему, что в Ирфенесе нет никаких беспризорных девочек. К тому же, нет гарантий, что искал он именно Киду.

– Надеюсь, вы правы, шериф.

Я сказала это в большей степени себе, чем ему. Надо успокоиться. Как говорила моя тетя «переживай неприятности по мере их поступления».

– Спасибо вам, Джеффри.

В ответ он лишь сдержанно кивнул, коснувшись рукой полей шляпы. А я снова невольно улыбнулась – уж больно «киношным» вышел этот жест.

– Повестка в суд придет через несколько дней, – сказал он. – Почтальон принесет. Доброго дня. – Джеффри снова кивнул и зашагал в другую сторону.

– И вам, – ответила я, провожая его взглядом до тех пор, пока он не скрылся за поворотом.

***

– Ну? Как все прошло? – Элла накинулась с расспросами, как только я вошла.

Из кухни тянулся аппетитный запас тушеного мяса с примесью специй. Кузя сидел на стойке в приемном зале и облизывался – очевидно, серый проказник уже получил свою порцию вкусностей.

– Придется пободаться в суде, – сказала я, проходя в кухню.

– Значит, пободаетесь, – Элла забрала у меня корзинку. – И забодаете, – она ободряюще улыбнулась, а затем хитро прищурилась. – А что шериф?

– Что шериф? – я сделала вид, будто не поняла очередного намека.

Элла только рукой махнула.

– А то сами не знаете.

На кухне мы принялись разбирать корзину: по дороге домой я заскочила в несколько лавок.

– Вы забрали Киду из школы?

Упаковка чая и мешочек с овсяной крупой отправились в буфет.

– Забрала, – Элла вытащила завернутый в промасленную бумагу копченый окорок. – Накормила и отправила делать уроки.

Золото, а не женщина! Узнав Эллу поближе, я стала замечать ее сходство с покойной тетей. И вообще, в последнее время дом как-то… ожил что ли. С каждым днем я все больше ощущала, что нахожусь там, где должна, а воспоминания о «той» жизни начинали как бы… затираться что ли. Я перестала просыпаться с мыслью о том, как сильно хочу вернуться, а иногда (о, ужас!) ловила себя на том, что здесь мне лучше. Это немного пугало.

Я поднялась на второй этаж и осторожно заглянула в приоткрытую дверь. Кида сидела за столом у окна: перед ней, на подставке была раскрытая книга, а сама девочка записывала что-то в тетрадь. Солнечный свет путался в ее волосах, в воздухе кружились пылинки, пахло нагретым деревом.

Прислонившись к стене, я тихонько наблюдала за этой идиллией и чувствовала, как в груди разливается умиротворение. Дом пропитался теплом и уютом, но главное – я больше не ощущала себя одинокой.

В родном мире у меня было жилье и работа, но каждый вечер я возвращалась в пустую квартиру. Одиночество стало частью моей жизни: с одной стороны оно тяготило, а с другой я привыкла и в какой-то момент смирилась с ним, хотя время от времени, когда коллеги и знакомые говорили о мужьях и детях, сердце щемило. Мне тоже хотелось, чтобы меня кто-нибудь где-нибудь ждал.