— Про правила я знаю, в Москве мы так и делали. И теперь я буду стараться успеть туда, куда не успел Соколовский.

— Отлично, Ольга Дмитриевна. Вашу шубу можно оставить вот тут, на вешалке.

Под шубой у меня было «практическое» платье с фартуком, фартук мне слегка закляли от загрязнений ещё в Москве. Посмотрим, как будет здесь.

— Я готова, Иван Дмитриевич.

— Очень хорошо, пойдёмте, и я вам расскажу и покажу, что и как у нас здесь устроено. Вот мой помощник Василий, располагайте им по вашему усмотрению.

Парень прямо ел меня глазами — мол, что это такое пришло. Его я тоже наградила взглядом сурового некроманта, тут же отвернулся.

А его начальник вышел в коридор и позвал меня за собой. Мой первый рабочий день начинался.

7. Первый рабочий день

Домой я в тот день пришла затемно, уставшая в хлам и голодная. Я умею забывать про время, если увлекусь, или если нужно сделать какое-то большое количество работы. Здесь меня настигло именно большое количество.

Провести магическое обследование и посмертный допрос — дело не такое долгое, как вскрыть тело. И вскрывать лучше уже после того, как отработал некромант — когда тело уже опросили. Тело может говорить бессвязно, может вообще не говорить, может в каком-нибудь месте запнуться и зависнуть, и его уже не вывести на нормальную работу «вопрос-ответ».

И началось как раз с такого вот — мужчину принесли дней пять как, по словам Василия, и он ждал себе потихонечку, пока до него дойдёт дело у Ивана Дмитриевича. Нашли утром на берегу реки неподалёку от больницы, уже в камень замёрзшего — при нынешних морозах неудивительно. Из повреждений — удар по голове.

— Да наверное, шёл пьяненький домой, его побили да обнесли, — пожал плечами Василий.

Я осмотрела — ну да, жизнь прервалась вследствие удара по голове, я так и в заключении потом напишу. Был ли пьян — тут я не смогу ответить, извините. Но попробую спросить.

Жертва предполагаемого нападения ответила мне, что зовут его Тимофеем Скриповым, родом он из Знаменского предместья, на жизнь зарабатывает тем, что помогает приятелю, у того телега с лошадью, и они вместе караулят на рынке — что кому отвезти, и отвозят, и помогают из телеги выгрузить и во двор занести. И вот день был так себе, потому что с самого утра заказ был всего один, и везти недалеко, и заплатили за доставку немного, а потом пришлось стоять и морозиться почти до сумерек. И вот уже под самый конец работы рынка занадобилось увезти несколько мешков картошки прилично одетому мужчине, похожему на приказчика из богатой лавки или управляющего из богатого дома. Поехали, выгрузили… и на этом месте наш Тимофей засипел, закашлялся и замолк. И больше мне не удалось добыть из него ни слова.

Я, конечно, записала в отчёт всё-всё, что удалось узнать, но меня очень расстроило то, что полной-то истории мы не узнали.

— Ничего себе, а лихо вы его, — качал головой Иван Дмитриевич.

— Точно, — у Василия только что глаза не горели. — Я думал, только Михаил Севостьяныч так умеет!

— Я думаю, он бы узнал больше, — мрачно вздохнула я.

Дальше была честно умершая дома вдова, её требовалось только расспросить — жившие на другом конце города родственники ожидали тело для погребения. Тут сложностей не случилось — заплохело, слегла, думала — отлежится и пойдёт студень варить, но уже не встала. Смерть совершенно точно естественная, я предположила, что связана с проблемами кровотока, например — с кровоизлиянием в мозг, но это уже никого особо не волновало — главное, что сама, а не кто-то помог.

Двое участников драки накануне — с ножевыми ранениями. Там тоже было просто, соседи, выпили вместе, слово за слово — и подрались. Правда, при расспросе один признался, что спал с женой второго, но сейчас это уже было совершенно не важно для обоих, да и для той женщины, наверное, тоже.

В процессе меня приглашали в кабинет — вымыть руки, передохнуть, Василий даже приносил откуда-то горячий чай в стакане с подстаканником и баранки. Так, кажется, мне нужно не забывать брать с собой перекус, потому что после пятого по счёту допроса кружилась голова, и мелко дрожали ноги.

— Ольга Дмитриевна, вы в порядке? — спрашивал доктор Брагин.

— Да, конечно, — кивала я. — Ещё одного послушаем. До скольки, кстати, мы работаем?

Оказалось — вообще кто-то должен оставаться до шести, и обычно это Василий. Записывает поступивших, которых привозили в любое время. После шести записывал кто-то из дежурного персонала больницы. Я глянула на наручные часы — разжилась летом в Паризии — отметила, что времени — третий час, всё отлично, сейчас ещё один — и отчёты.

— Вот, смотрите, свеженький, только час как притащили, — говорил Василий. — Это ж Игнатка, он на паперти у Крестовоздвиженской церкви сидел, его все знают!

Игнатка оказался щуплым мужчиной изрядных лет, умершим однозначно насильственной смертью. И он отказался говорить наотрез — то есть, конечно, просто не поддался магическому воздействию.

— Это, наверное, оттого, что божий человек, вот и молчит, — почтительно выдал версию Василий.

— Может быть, ему нечем отвечать? — выдал другую версию Брагин.

А я судорожно вспоминала, что говорил о таких случаях Аркадий Петрович Ракитин. На практике случалось, что покойный не разговаривал.