— Но мы не можем оставить её безнаказанной, её жертвы взывают к отмщению!

— И как же вы планируете её… наказать, господин Пантелеев? — Фань-Фань снова легко улыбнулась.

— Что полагается убийце? Каторжные работы?

— Сбежит, — покачала головой Фань-Фань. — А сажать её в волшебную клетку на годы не позволю уже я.

Конечно, звучало дивно — сидит мелкая пигалица, и рассуждает, что кому позволит. Но… я не знаю, видел ли Пантелеев мощное чешуйчатое тело и когтистые лапы, намного сильнее, чем у лисицы. Почему-то мне кажется, что не видел.

— Вы можете что-то нам не позволить? — нахмурился он.

Она же не шелохнулась… но на пару ударов сердца в облике её проступили нечеловеческие черты. Глаза, как огранённые камни, над ними — рога и гребень, и шевелились усы, и сверкала чешуя, и показались зубы. О нет, не декоративное существо, и даже не травоядное. Хищное и очень опасное.

— Госпожа Фань-Фань может позволить нам или же не позволить всё, что угодно, — покачал головой Болотников. — И поэтому давайте договариваться. Скажем, я бы выслушал нашу лисицу, вот как сейчас — госпожу Фань-Фань.

— Чего её слушать-то, нелюдь поганую, — пробормотал Пантелеев, но услышали все.

— А кто-то в этот момент думает о вас, Семён Игнатьевич, что-то подобное. И если это существо обладает достаточной силой и могуществом, то может ведь не только подумать, но и осуществить свои замыслы? — поднял бровь Соколовский.

— Вас мало не додрали, — буркнул Пантелеев, — раз вы ещё жалость тут разводите.

— Жалость? — изумился Соколовский. — Вовсе нет. Я бы сказал — разумная осторожность.

— Или вас привлекли её слова о том, что та нелюдь вам что-то должна? Так это же нелюдь, кому должна — всем простит. Следы хвостами своими заметёт и утечёт дальше людишек жрать.

— Нужны гарантии, госпожа Фань-Фань, чтобы дальше людишек-то не жрали, Семён наш Игнатьич прав, — покачал готовой Болотников.

— И если я заставлю Линь-Линь пообещать, вы мне не поверите, — усмехнулась драконица.

— Очевидно, поверят не все. Но мне кажется, я знаю, кто бы мог нас рассудить, только вот пока мне не удалось наладить связь, там всё непросто. Но я попробую ещё раз, а пока — вы готовы пообещать нам, что не будете пытаться сбежать, скрыть от нас тот предмет, в коем, по вашим словам, нуждается беглая лисица, и который будет стараться вновь обрести, и скрыть от нас саму лисицу?

— Обещаю, — просто сказала Фань-Фань.

— И вы обещали показать тот предмет.

— Если вы готовы открыть мне портал, то я возьму его, принесу и покажу вам.

Это было сделано тут же, и не заняло много времени. Фань-Фань сходила, вернулась и принесла нам нечто, и показала на своей ладони.

Это оказалась шпилька — длинная, мощная, такие торчали из причёски самой Фань-Фань. С подвесками из, кажется, белого нефрита. Такой шпилькой и ударить можно, и серьёзно повредить, и ещё что-нибудь сделать.

— И отчего же наша лисица оставила этот предмет?

— Оттого, что юна и неумна, — фыркнула Фань-Фань. — Эта вещь слишком сильно отдаёт чуждой людям магией, она не стала надевать её на бал, чтобы проще затеряться в толпе и найти там… кого-нибудь. Она собиралась найти князя, она его и нашла. Не знаю, что она думала делать с госпожой Филипповой, возможно — просто спастись с её помощью, но вместе с ней отправился господин Соколовский, и просто так уйти оказалось невозможным, как я понимаю. Вызывайте того, о ком вы говорили, господин Болотников, и будем тогда думать дальше.

— А если лисица найдётся раньше? — спрашивал неугомонный Пантелеев.

— Вот тогда и поговорим, — драконица улыбнулась лично ему, и кажется, в той улыбке снова показались зубы.

28. О важном

Совещание свернулось, и участники при помощи портала Болотникова потянулись по домам. Мы с Соколовским несколько раз переглянулись — кажется, перемолвиться словечком хочется не только мне.

Я распрощалась со всеми, и кивая хозяину дома, тихо сказала:

— Я вернусь. Не сметь возражать.

И шагнула в портал.

Дома показалась своим, передала приветы от Алексея — тот просил весьма, и говорил, что с понедельника готов забегать помогать Варфоломею Аверьянычу, если барину станет полегче. Я предположила, что барину должно стать полегче, и ушла к себе.

Интересно, там все уже разошлись, или как? Спросить? А то ведь прямо зудит и не даёт покоя.

В ответ на вызов он откликнулся тут же.

— Все ли ушли? — спросила я с ходу.