И еще Бертольд со всей ясностью вдруг осознал, что невообразимо красивая эльфийка просто с ним играет и расчетливо использует его страсть и преданность в своих целях. И делала это Мелисина виртуозно – то она была милостива и разговаривала с ним, как с самым доверенным и близким ей человеком, то моментально превращалась в холодную и жесткую повелительницу, которую было невозможно не бояться.

Но самым сначала желанным, а теперь мучительным испытанием было другое. Иногда, очень редко, но Мелисина проводила свое ежедневное совещание с Бертольдом не в рабочих покоях, а в своем будуаре, где, слушая доклад советника, одевалась за ширмой. И вот тут и крылось то, что заставляло советника терять голос и сбиваться с рассказа. Ширма стояла напротив окна, и, если утро выдавалось солнечным, а Мелисина почему-то всегда выбирала для этой сладостной пытки именно ясные дни, сквозь ее ткань угадывались все изгибы потрясающего тела королевы. Поначалу Бертольд даже хотел каким-то образом дать своей властительнице понять, что он видит то, на что не имеет права смотреть. Но потом, так и не найдя нужных слов, чтобы донести до королевы столь оскорбительную для нее информацию, начал воспринимать такие моменты, как величайшую награду за свои труды. Награду, которую он с вожделением ждал и которой боялся.

И вот в последний раз, когда Бертольд доложил, что встретился с Амалией, передал ей деньги на Приют и смог убедить ее не мешать планам женить Эдгара на одной из дочерей короля Наймюра, истончившаяся уже до предела струна в душе советника лопнула.

Тогда Мелисина выставила из-за края ширмы свою безупречную ножку и сказала: «Ты молодец, Бертольд, и достоин награды. Разрешаю поцеловать ногу твоей королевы!»

Услышав эти столь давно желанные слова, Бертольд буквально рухнул на пол и пополз к ширме, чтобы коснуться губами своего приза. Но Мелисина со смехом убрала ногу, а на то место, где она только что находилась, упал кошель с лирами.

«Я пошутила, - рассмеялась королева. – Возьми кошель, с тебя и этого довольно. Оставь меня!».

В этот момент безгранично преданный и платонически обожающий свою хозяйку слуга умер, а родился до безумия вожделеющий близости с любимой женщиной мужчина, готовый ради достижения своей цели на все.

Глава 35. Кора. Хранитель.

От Хранителя Кора вышла в смешанных чувствах. И дело было не в том прежде ей неизвестном и, видимо, тщательно скрываемом на протяжении веков факте, что все нынешние королевские семьи, так кичившиеся своим аристократизмом, были не просто потомками безродных. Нет. Они были потомками самых бесправных рабов-каторжников, лишь благодаря удивительному стечению обстоятельств и невероятной удаче сумевшими влезть на свои троны. И не история гибели империи магов вызывал у принцессы легкий румянец, и даже не та угроза, которая, как рассказал Хранитель, нависла над всей Неронией.

Смущение девушки вызывало то, что она впервые в своей жизни почувствовала пусть и очень легкую, неуверенную тень влечения к мужчине. Не как к другу, интересному собеседнику или брату, а именно как к мужчине. На вид не очень молодой, магу, если бы он был обычным человеком, можно было бы дать лет сорок, не впечатляющий какой-то особой красотой или рыцарским телосложением, что Кора привыкла ценить в молодых людях, он, тем не менее, привлекал и подавлял своей внутренней силой и властностью.

Да, именно эта излучаемая им сила власти и привлекла ее, подумала девушка. Все-таки она была воспитана принцессой, и власть над окружающими всегда была тем, что она видела и чем восхищалась в своем отце, брате, а потом увидела ее еще в большей степени в Эльмире. Но по сравнению с той ВЛАСТЬЮ, аура которой исходила от мага, это были не более, чем ничтожные ее отголоски. И при этом маг вроде бы ничего не делал такого, чтобы это свое право повелевать продемонстрировать. Наоборот, он был спокоен и благожелателен, но это были спокойствие и благожелательность человека, стоящего неизмеримо выше собеседника. И это каким-то непонятным образом чувствовалось, что бы маг ни делал или ни говорил.

О Симоне Приск обмолвился, что тот просто хочет выглядеть пожилым, то есть маги могут менять свой облик, вспомнила Кора. Интересно, она чуть прикусила нижнюю губу, как на самом деле выглядит господин?

– Так и выгляжу, - прозвучал сзади чуть насмешливый голос верховного мага. – Не люблю играть с внешностью.

Кора поняла, что последнюю мысль она невольно высказала вслух, а вышедший вслед за ней из покоев маг ее услышал.

– Спасибо, господин. Извините, - выдавила из себя девушка и чуть не бегом устремилась по коридору к выходу из замка, подальше от места, где попала в такую неловкую ситуацию.

И да. Она по каким-то неведомым и непонятным для нее причинам теперь даже мысленно называла мага «господином», хотя никогда раньше этого слова даже не произносила. Это она была «госпожой принцессой» для слуг и даже представителей благородных семей. Для нее самой «господ» не было никогда. Теперь, видимо, один такой появился.

И еще, каким-то обретенным внутренним, уже женским, чутьем Кора поняла, что означал тот недоброжелательный взгляд Эльмиры, который она почувствовала, когда попросила мага о личной беседе. Она в него влюблена, подумала принцесса, и, может быть, пользуется взаимностью.

В этот момент Кора увидела в великолепном парке, который примыкал к одной из сторон замка, изящную беседку и, отмахнувшись от назойливых мыслей о маге и своей родственнице, спряталась в ней, чтобы в уединении и без помех восстановить в памяти все, что Хранитель ей рассказал.

– Итак, начнем с истории, которую сейчас, наверное, знают только высшие члены Совета мудрых, - начал маг, устраиваясь в кресле и жестом предлагая Коре занять место напротив. – До трагедии, которая произошла без одного года тысячу лет назад, здесь, на континенте существовала империя, в которой всеми сотни лет правили маги. Правили жестко. Я бы даже сказал – жестоко. Все простые, не одаренные магически люди были низведены практически до состояния рабов. То есть считались они свободными, но никаких прав не имели, кроме права работать на магов. Чуть лучше было положение эльфов, гномов и орков. Последние, кстати, подвергались наименьшим притеснениям, так как взять с них было особо нечего. А вот эльфы и гномы, хотя и не входили в состав империи, по сути, были ее подданными, безропотно выполнявшими для магов все, чего бы те не потребовали. В случае ослушания, а непокорные иногда появлялись, следовало неминуемое кровавое наказание.

Кора сидела, застыв, и впившись взглядом в мага, впитывала знания по истории континента, к которым всегда так стремилась и которые, как выяснилось, имели мало общего с реальностью.

– Наиболее беспокойных своих подданных из числа людей, тех, кто осмеливался бунтовать или даже просто осуждать правление магов, обращали уже в полное рабство. И высылали на каторгу на проклятые острова. Сначала туда отправляли только мужчин, но потом, поняв, что предоставленные сами себе они становятся буйными и неуправляемыми, начали высылать на острова и женщин. Как не сложно догадаться, тоже не из числа законопослушных. Пойманных на воровстве, чем-то провинившихся девок из домов терпимости. В общем, тех, кто считался ненужными отбросами. Постепенно на островах из каторжан и присланных женщин начали формироваться семьи, и родившиеся в них дети со временем пополняли число рабов в шахтах. Это и были ваши предки, принцесса, - посмотрел на Кору маг.