— Да не надо никуда обращаться, Ингрида Клаусовна, — я был очень сильно тронут, если честно. — Вы же знаете, что у меня есть второе место работы, по договору подряда?

Я сунул руку в карман и достал «корочку» внештатного консультанта Сыскного приказа, с эмблемой Земских ярыжек, и показал директрисе. Та с осторожностью взяла в руки удостоверение, посмотрела на него сначала сквозь очки, потом — спустив их на нос — над очками, потом — подняв их на лоб — под очками. И осталась довольна.

— Главное — что вы верноподданный нашего Государя, и как полагается всякому верноподданному вашего… статуса, служите Государству Российскому и нашему Вышемиру верой и правдой. Да еще и работаете у меня, и хорошо работаете! А остальное для такой трудоголички-кхазадки как я — очень, очень вторично! — она, кажется, даже выдохнула, и лицо ее разгладилось. И уже совсем другим, насквозь деловым тоном сударыня-фрау Гутцайт спросила: — Как продвигается подготовка к олимпиадам? Кузевич — парень перспективный, да и Носов — ничего, только метался все время между предметами…

Ну и дальше мы, если цитировать Элессарова, «сосредоточились на действительно важном» — обсуждали грядущую уездную и далее — губернскую олимпиаду и нашу в ней стратегию по завоеванию верхних строчек рейтинга для школы. Нам обоим хотелось, чтобы шестая школа имела на фоне других учреждений приличный вид. А не какой-то там бледный.

А потом я провел второй урок, и тут уж классу «Бэ» не удалось мне задурить голову, и второй раз про продолжительность жизни в Средневековье я не рассказывал, а таки дал им письменное задание. Ничего — в следующий раз байки будем травит с этими, а хитрецы из восьмого «А» уже послезавтра напишут свою самостоялку… Пока они будут писать — я как раз тетради «бэшек» проверю, дурак я что ли — с собой домой их таскать?

За Зборовскими заехала Наталья Кузьминична Пруткова лично. Похоже, что бы она там ни говорила про «невмешательство», семью перспективного кандидата провели по местному аналогу программы защиты свидетелей, точнее — по облегченному ее варианту. Санаторий, куда повезли соседку и мелких, располагался в опричнине, и там семья Жени точно была в безопасности. А сам журналист пока по моему настоянию прописался у меня в квартире. Ремонт-то раньше окончания выборов точно Зборовский не затеет…

Я даже показал ему тайник за бачком унитаза. Опрометчиво? Однако, я и так играл ва-банк. К тому же, я теперь был аристократом, а оружие хранилось у меня дома, так что никаких законов я не нарушал. Это была одна из неочевидных привилегий дворянского сословия: хранение и ношение оружия. Ну а как иначе? Условно, если аристократ проезжает по земской дороге из юридики в юридику — ему саблю и пистоль нужно телепортировать, что ли? Другой вопрос, что применять его кроме как в случае необходимой самообороны, и даже демонстрировать — строго запрещалось, дабы не смущать умы обывателей.

В общем, Пруткова сидела за рулем, сжимала в зубах неприкуренную сигарету и корчила мне страшные рожи, чада подъезда обнимали своего грустного папашку, а жена крепко поцеловала мужа. А потом броневик, посигналив клаксоном, укатил, и Зборовский сначала глубоко вздохнул, перекрестил их вслед и хлопнул меня по плечу:

— Спасибо, а? За мной не заржавеет!

— Покажешь им всем кузькину мать, а мы тебе поможем, — кивнул я. — Это и будет самая лучшая плата по счетам. Ты главное план готовь, чтобы когда Собрание изберут — сразу толкнуть пламенную речь с трибуны и убедить всех этих хороших дяденек и тетенек, что ты знаешь, что делаешь и что именно тебя надо двигать в предводители.

— Да что вы заладили с этим планом? — цыкнул зубом Женек и пригладил руками волосы. — Сначала Шифер, потом Иллидановна, Вождь еще этот безбашенный… Даже Кравченко! А еще — Рыбак приходил, представляешь? Он сказал — если я буду выдвигаться на пост предводителя, то он меня поддержит, и пойдет со мной в управу, товарищем. Потому что нападать на кандидата в Земское Собрание — это уже край, и пора им всем показать эту как раз таки кузькину мать, как ты выразился…

— А вторым товарищем тогда кто будет? — Рыбак, конечно, дядька мутный, но — авторитетный. И слово свое держит, а это уже огромный плюс по нынешним временам… — Есть кто-то на примете?

— Так Иллидановна, я ж говорю! Лучиэнь! Ну — Эрендилова ее фамилия, она директор гимназии! Тоже ко мне с этим планом пристала! Вынь да положь ей план, тогда она впишется… А он у меня давно здесь, — Зборовский постучал себя пальцем по виску. — Уже год как. Надо только на бумажке написать.

— Ну вот иди — и пиши, — пожал плечами я.

— Блин! — он в отчаянье почесал голову. — Боюсь — не смогу. Я знаешь как из дому работаю всегда? Вокруг меня старшие пацаны носятся, воюют, на руках младшая сидит с погремушкой, по телефону теща звонит или — главред, а на кухне супруга посудой звенит и радиоприемнику подпевает, телик орет — его средние смотрят, а я — пишу! И в редакции таже: то тюлень позвонит, то олень, то корреспонденцию принесут, то сигнализация сработает, то читатели жаловаться приходят… А в тишине — как писать?