Шрифт:
Юми удалялась от него.
Невелика проблема – в отличие от того, что ее дерево растворялось все быстрее, соединяясь с дымчатым сумраком. Внизу собирались густые тени. Мудрецы не сдавались. Неудивительно, ведь она маячила в небе, точно яркий флаг, который невозможно не заметить. Когда дерево окончательно перестало быть похожим на дерево, оно начало снижаться, и Юми, зажмурившись, вцепилась в него со всей силы, прижавшись лбом к коре.
«Умоляю! Духи, умоляю вас! Пусть оно выдержит!»
Кора вдруг затвердела. Дерево перестало терять высоту. Юми удивленно открыла глаза – и устыдилась своего удивления. Она ведь помолилась, и духи ответили. Просто… раньше они не отзывались так быстро.
Тут она снова начала падать, а дерево – растворяться.
«Нет! – мысленно вскричала Юми, и дерево вновь обрело плотность.
Дело было в том, что…
«Все, во что я верю, правда, – догадалась Юми. – Это дерево соткано из Пелены. Представив его чем-то иным, я могу сделать его реальным».
Не успела она об этом подумать, как дерево действительно обрело твердость.
«Так же и с ветром, – решительно подумала Юми. – Мне повезло. Он дует в нужном направлении».
Дерево покачнулось на ветру, поворачиваясь к Торио. К машине.
Час спустя художники собрались на западной окраине города. Раскатали холсты, расставили большие тушечницы. Кто-то отвечал услугой на услугу. Кому-то припомнили старые обещания, кому-то дали новые. Всего собралось тридцать семь человек.
Художник наблюдал за происходящим с мучительной тревогой: а вдруг нападение случится до того, как будут закончены приготовления? Но еще он чувствовал благодарность, поскольку на его зов откликнулось десять-пятнадцать процентов от числа городских художников. Друзья не ограничились полумерами. Да, отряд невелик, если сравнивать с силами врага. И ни у кого, кроме самого Художника, не было встреч со стабильными кошмарами.
И все же ситуация несравнима с той, как если бы ему пришлось сражаться в одиночку.
– Мы готовы, Аканэ, – обратился к девушке долговязый художник. – Что нам теперь делать?
– Ждать, – ответила та. – Могут появиться враги. Опасные. Держите тушь под рукой.
Все разбились на небольшие группы, тихонько переговариваясь; кто-то уселся у стены складского здания. Художник повернулся к Пелене, внимательно наблюдая.
Он ждал.
И ждал.
Прошел час. Число недовольных возрастало. Волнение Художника усиливалось. Что, если он выбрал не то место? Что, если художникам наскучит ждать и они разойдутся до нападения?
Что, если…
Пока Тодзин увещевал лидера одной из групп, подошла Аканэ, сложив руки за спиной. Вид у нее был усталый.
– Никаро, – сказала она, – сестра в безопасности? Пожалуйста, скажи, что она сейчас в твоей квартире.
– Она… не будет рисовать. Я потом объясню. Не волнуйся за нее.
«Я поволнуюсь за всех нас», – подумал он.
Говорить правду – одно. Объяснять, что случилось с ним и Юми… Для этого время неподходящее.
Аканэ озабоченно оглянулась на Пелену. Затем вновь посмотрела на Художника.
– Объясни еще раз, чего мы ждем.
– Они придут, – уверенно заявил Художник, прежде чем Аканэ успела продолжить. – Сто кошмаров. Наверняка.
– Если не придут, ничего страшного.
– Это не так – вы рискуете репутацией, – возразил Художник, заметив, как на него смотрят некоторые коллеги, узнавшие, что он в деле.
Приглашая других художников, его друзья благоразумно не упомянули о том, кто все это затеял.
– Тодзин верно сказал. – Аканэ пожала плечами. – Если что, походим немного с красной физиономией. Ничего страшного.
– Аканэ, – сказал Художник, – я понимаю, что это звучит бредово, но я действительно разговаривал с кошмаром. Не могу точно объяснить, но… обещаю, нападение будет.
– А если… не будет?
– Я не лгу вам, – напряженно проговорил он. – С меня хватило.
– Никаро, я не обвиняю тебя во лжи, – прошептала Аканэ. – Но что, если тебе почудилось? Что, если помощь нужна тебе? Бывает, что человек сам себя убеждает в реальности тех или иных вещей.
– Я…
– Пожалуйста, – сказала Аканэ, – подумай об этом.