— Она же боится вида крови! — не растерялась моя подруга, — бедная Лилия!

Само собой я не боялась крови. Тому, кто смотрит на мордобои в бойцовской яме с самого детства, страх крови неведом. Но остальным необязательно это знать.

— Тогда закончи за подругу, Стина, — сказал профессор равнодушно.

Даже не обратил внимания на «потерявшую сознание» меня. Как ему вообще разрешили преподавать?!

Я лежала на проходе и слушала, как подруга объясняет, что делать, когда человек теряет сознание, как действовать, чтобы затянулись раны. Она говорила, что, чем сильнее маг, тем больше ран он способен исцелить.

— Нужно словно стать с человеком одним целым, и почувствовать, что у него ранено. И направлять силу туда, — сказал Стина.

— Что значит, направлять силу? — спросил профессор.

— Это значит направлять силу… — смутилась Стина, — если представить магию, как некий поток, то будет проще. Предположим, магия — это ветер. Мы направляем ветер. Но важно не переборщить.

Самая странная лекция в моей жизни и самый безумный урок. Такой униженной я еще никогда себя не чувствовала. Моя подруга справилась с задачей, наш одногруппник открыл глаза, оклемался, зажили его неожиданные раны от ударов о кресла. На меня больше не обращали внимание. Неужели всем настолько плевать на потерявшую сознание девочку? А мне самой не хватало сообразительности или смелости, или наглости, встать и во всем признаться, извиниться, может. Так что я продолжала лежать на проходе, притворяясь потерявшей сознание. Наконец лекция закончилась, и профессор отпустил студентов. Я слышала приближающиеся шаги. Медленные, уверенные. Эти шаги окончательно растаптывали мою гордость.

— Заканчивай представление и вставай, — сказал профессор.

Ладно, дальше притворяться бессмысленно. По его голосу ясно, что меня раскрыли. Села на полу, посмотрела недовольно на профессора Париса.

— Зачем Вы это устроили? — спросила я.

Профессор подал руку, помогая подняться на ноги.

— Ты обманщица, Лилия, — сказал он, — и считаешь всех дураками.

Я смотрела на человека, с которым вчера флиртовала весь вечер и понимала главное: он меня не узнал. Он считает меня всего лишь лгуньей студенткой. Зато я с каждый секундой видела в профессоре Парисе все больше от вчерашнего красавчика Нолана. Захотелось снять с него очки и растрепать челку. Я проморгалась.

— Сколько домашних заданий ты сделала сама? — продолжал профессор.

Что это? Риторические вопросы, на которые ему и так известны ответы?

— Ни одного, — призналась я.

— В чем дело, Лилия? Ты пришла в Академию, чтобы просто просиживать юбки? Если тебе нечем заняться, устройся на работу и не трать время ни свое, ни наше.

Грубо. Говорит, как настоящий профессор. Мы смотрели друг на друга, не моргая. Только вчера на меня так пристально смотрел Нолан — приятель, возможно, друг… а сегодня — учитель.

— Ты взрослая девушка, — продолжал профессор, — сколько тебе уже? Двадцать?

— Двадцать один.

— Ты в том возрасте, когда люди уже самостоятельно принимают решения и несут за них ответственность.

— Я понимаю.

— Тебе выпала возможность учиться в Академии. Достаточно редкая возможность. А ты ее не используешь, это очень глупо.

Мне стало так плохо. Какой ужас, возможно, я даже покраснела. Уши горели. Нет-нет-нет. Я пришла в Академию с одной целью — закончить обучение и найти маму. Светлым магом мне становится ни к чему! Но сейчас, видя осуждающий взгляд профессора, я задумалась: «А почему бы реально не научиться новому? Раз уж все равно трачу на эту Академию свое время?».

— Не знаю, как с другими, — наконец сказал профессор Парис, — но со мной такое отношение к учебе не прокатит. Не сдашь мои экзамены — вылетишь.

Глава 11

Настроения не было. Я сидела за барной стойкой и протирала колбы. Сегодня пришла домой пораньше, так что пока в клубе находились лишь двое: я, и мое разочарование. Я снова возвращалась мыслями к тому моменту, когда приходилось лежать на полу, на глазах у всех, и притворяться слабой девчонкой, потерявшей сознание. Приходилось оправдываться перед профессором-негодяем. Приходилось тяжело дышать. Приходилось терпеть, когда он отчитывал. Как там он сказал? «Если тебе нечем заняться, устройся на работу и не трать время ни свое, ни наше». Да что он понимает. Я уронила одну склянку. Стекляшки разлетелись. Проклятье!

— Добрый день, Лил, — послышался веселый голос того, кого видеть совершенно не хотелось.

Профессор Парис. Точнее, профессор наряженный Ноланом. Снова в майке, снова взъерошенный с лохматой челкой, снова без очков.

— Пришел-таки, — проворчала я, поднимаясь.

Я тоже перевоплотилась обратно в дерзкую девчонку Лил. Накрашенные глаза, накрашенные так сильно, чтобы тонна косметики спрятала настоящую меня, пирсинг в носу, кольца в ушах, бордовые губы. Короткий топ и кожаные джинсы. Чокер на шее. Распущенные волосы. Тонна косметики и открытая одежда должны были сделать меня неуязвимой, но на груди жила тревога и непонятная тоска.

— В чем дело? — спросил Нолан, — выглядишь неважно!

— Обычно, когда хотят произвести впечатление на девушку, говорят, что она, наоборот, прекрасно выглядит.

— Я думал, девушки ценят честность. А сейчас ты грустная и злая.

Я вопросительно подняла одну бровь.

— Думаешь, только ты можешь видеть, что написано на чужих лицах? — ухмыльнулся Нолан, — что случилось?

— Меня обидели.

— И кто же этот негодяй? Я мог бы ему…

Я посмотрела на Нолана точно таким же взглядом, которым он сегодня смотрел на меня. Ах да, то есть, так посмотрела, как профессор Парис смотрел на бедолагу Лилию. Лилия могла смущенно промолчать, а потом вытирать слезы в туалете. Но Лил была другой. Она не молчала и не плакала, ее было невозможно ранить или унизить!