Шрифт:
— И что же случилось с драконами? — спросил Маркус, в его голосе звучало напряжение.
— Драконы начали вырождаться, — ответил Эдгар. — Природа так и не простила их за преступление. Теперь драконов осталось совсем мало. Что касается дев, никто не знает, куда они ушли.
Эдгар ненадолго замолчал, словно вспоминая слова, которые он услышал много лет назад. Лес вокруг нас оставался мрачным и безжизненным, и тишина, казалось, усилила напряжение в его голосе, когда он продолжил:
— Эту легенду рассказал мне оракул, перед тем как я попал на эти земли. Он говорил медленно и вдумчиво, как будто каждое слово имело особое значение. Но это была не единственная вещь, которую он мне открыл. Оракул сказал, что именно здесь, на этих проклятых землях, я найду спасение для себя и своего сына.
Мы все невольно напряглись, услышав его слова. Эдгар редко говорил о своей семье, и эта тема казалась ему особенно болезненной. Маркус, ехавший рядом, прищурился, пытаясь понять, к чему Эдгар ведёт.
— Спасение? — спросил Дойл, осторожно выбирая слова. — Что оракул имел в виду? Что должно здесь произойти?
Эдгар, казалось, не сразу решил ответить. Он смотрел прямо перед собой, будто пытаясь разглядеть нечто важное в бесконечном черном пейзаже перед нами.
— Оракул сказал, что если я не совершу ошибку короля драконов и смогу познать смирение и покаяние, я получу то, что ищу, — тихо произнёс он. — Он говорил, что смирение — это не слабость, а сила, и что покаяние — это единственный путь к искуплению. Если я смогу принять это, то спасу своего сына и себя от ужасной судьбы.
Я почувствовала, как холодок пробежал по спине. Эти слова казались пророческими, как если бы вся наша миссия в этом мёртвом лесу была связана не только с зачисткой территории, но и с чем-то гораздо более личным для Эдгара.
— Значит, твой сын… — начал Маркус, но Эдгар жестом остановил его.
Замолчал на мгновение, погруженный в воспоминания, прежде чем продолжить:
— Оракул сказал, что именно здесь, на этих проклятых землях, решится судьба моего будущего. Он говорил о спасении, но не только о моём. Он сказал, что на этих землях я смогу узнать, родится ли мой сын… или же он никогда не увидит свет.
Мы все невольно напряглись, услышав эти слова. Маркус, обычно спокойный и молчаливый, нахмурился, пытаясь понять, о чём говорит Эдгар.
— Твой сын… ещё не родился? — осторожно спросил Дойл, его голос дрожал от напряжения.
Эдгар кивнул, его взгляд стал особенно серьёзным.
— Оракул сказал, что судьба моего сына зависит только от меня. Если я совершу ошибку, как когда-то совершил король драконов, если не смогу познать смирение и покаяние, то он никогда не родится. Это мой единственный шанс на продолжение рода, другого не будет. Мой сын, которого я могу потерять, даже не успев увидеть.
Я почувствовала, как холод пробежал по спине…
62
Мы продолжали двигаться вперёд, погружённые в свои мысли, словно завороженные мрачным лесом, который окружал нас со всех сторон. Каждый из нас переваривал услышанную историю по-своему, пытаясь понять её смысл и значение.
Лес, который уже сам по себе выглядел угрожающе, теперь казался ещё более тёмным и неприступным. Скрюченные ветви деревьев тянулись к нам, словно пытались удержать или захватить. Тишина стала почти невыносимой, и даже ветер, обычно наполняющий воздух шорохом и звуками жизни, исчез, словно затаившись в ожидании чего-то неизбежного и страшного.
Наши лошади шли почти бесшумно, осторожно переступая с ноги на ногу, когда под копытами попадались корни или камни. Их дыхание было чуть слышно, и только иногда они фыркали, будто тоже чувствовали что-то недоброе.
Я поймала себя на мысли, что слова Эдгара— или, возможно, правильнее будет сказать, Эдвана— не выходят у меня из головы. Каждый раз, когда я думала о его словах о смирении и покаянии, о судьбе его сына, которая теперь зависела от этого загадочного пути, внутри меня росло чувство, что передо мной не просто случайный человек, а именно тот, кого я когда-то знала как Эдвана.
Почему я не узнала его сразу? Как могла пропустить эти признаки? Сейчас, когда я всматривалась в тень под его капюшоном, я едва могла поверить, что это действительно он. Он выглядел совсем другим: осунувшимся, постаревшим, измождённым. Жизнь, казалось, покидала его тело, и даже сила, которую он всегда излучал, теперь была почти неощутима. Это был не тот дракон, которого я помнила — полной жизни, силы и решимости. Теперь передо мной стояла лишь тень этого былого величия, словно боги действительно наказывали его.
Но самое тревожное — я была уверена, что он меня узнал. Возможно, не сразу, но когда мы покидали лагерь, он уже точно знал, кто перед ним. Иначе зачем ему было рассказывать ту легенду? Эдван никогда не тратит слова впустую. Он не говорил ничего без причины. И это заставляло меня задуматься: знает ли он, кто я на самом деле? Или он уверен, что перед ним Элиза?
Несмотря на все эти вопросы, которые мучили меня, я понимала, что сейчас не время для личных разговоров. Лес был слишком опасен, и любое отклонение от нашей задачи могло привести к катастрофе. Поэтому я решила отложить разговор до лучших времён, когда мы сможем это сделать в более безопасных условиях.