Шрифт:
Дарион сжал мою руку, он совсем окаменел, а по лицу Фила катились слезы, превращаясь в полоски льда.
— Он, — Хелена отступила к самому краю, — не дал мне даже этого! — её голос, сорвавшись, заметался в предрасветных сумерках, растворяясь далеко внизу, — я так боялась, что стану… этим!
— Сестра, — глухо сказал Дар, — мы все решим.
— Решим?
Она снова рассмеялась, поворачиваясь спиной к бездне, — решим… — устало прикрыла глаза ладонью, — сколько погибло? Сколько?! Морох! — сорвалась на крик, — убийца, хуже нежити! И это я! Понимаешь, Дар, я!
Нельзя решить… Сколько? Сколько их, Дар?
— Четырнадцать, — прошептал Дарион, — глядя прямо в глаза Мороху, — но мы…
— Вы ничего не сделаете… я прошу. Алесия, — вдруг позвала Хелена, и я вздрогнула, впервые услышав от неё свое имя, — ты ведь целитель?
— Да, Хелена, — выдохнула я, — если ты что-то…
— Нет, мне не помочь… но люди… я много… узнавала про Мороха. Гнилая болезнь, она… распространяется, если только остаются раненые.
Она провела рукой по волосам и змеи зашипели, обвивая её руку и впиваясь острыми как иглы клыками в тонкое запястье.
— Гнилая болезнь это их яд. Я… — она горько усмехнулась, — не оставила раненых, но если… лечи их, Алесия, так, как лечат от укуса ядовитой змеи. Я… я теперь знаю. Обещаешь?
— Обещаю, Хелена.
Я смотрела просто в глаза сестре Дариона, чувствуя, как сжимается сердце.
— Спасибо. Дар, Фил, — голос Хелены вдруг изменился, и стал совсем прежним, — я не хочу, чтобы вы меня спасали. Слышите?! Я так хотела обнять вас, прежде чем уйти, но он… забрал у меня даже это. Мне… Прощайте!
Она вдруг легко взмахнула руками и, на секунду запнувшись, упала спиной вперёд в сизую колючую пропасть, не издав и звука, и только оставив на покрытой изморозью дорожке, следы маленьких босых ног.
Глава 43
Песня… Заунывная, тоскливая, наполненная чёрным горем, стелилась над заснеженными деревьями и полями, проникая в каждый дом и накрывая тёмным пологом безысходности склоненные головы.
Тело Хелены, облаченное в светлое, почти подвенечное, платье, лежало на каменной ритуальной плите в родовой часовне Тиоров.
Три дня. Три дня и три ночи будет звучать страшная песнь, напитанная темной магией, повергая в ужас и скорбь всех, кто её слышит.
Я стояла с Туей и Сати у входа в часовню, не решаясь отворить тяжёлую резную дверь.
Братья Тиоры уже вторые сутки, с тех пор как Хелену, согласно ритуалу прощания, поместили в часовню, отбыли к Пустошам, в храм "Родных по крови", построенный их предком у самой границы, чтобы молить Всевидящих о душе их сестры.
— Не надо, миледи, — тихо прошептала Сати, увидев, что я протянула руку к двери, — там тёмные чары. Никто не сможет войти.
— Но, — я опустила руку, зябко кутаясь в теплый плащ, — может, я смогу…
— Не надо, тера, — Лис подошёл сзади, пробираясь сквозь молчаливую толпу, — вам поспать нужно. Туя, Сати, проводите миледи домой.
— Со мной все нормально, Лис. Правда.
— Вы на ногах с тех пор, как Леди Хелена… — Лис замолк, запнувшись, — вам нужно отдохнуть. Гнилой болезни, слава Всевидящим, нет в Антари, вы все сделали вовремя. Даже тера Клати…
Я вздрогнула и поежилась, кутаясь в плащ.
Наверное, никогда не забуду, как пожилая растрепанная женщина, опустившись на колени, гладит дрожащими руками по окровавленным волосам лежащую у подножья башни Хелену, в которой не осталось ничего от чудовища и теперь это была только юная, погибшая такой страшной смертью, девушка.
— Как тера Клати? — тихо спросила я, наклоняясь к Туе.
— Спит. Как вообще она выжила? Вы дали ей противоядие вовремя. Лекарь сказал, признаков гнилой болезни нет, а ведь она была ранена… — Туя смотрела на меня с восхищением, — вы победили гнилую болезнь!
— Нет, Туя. Это Хелена. Она подсказала, как бороться с пошестью, я только приготовила зелье. Пойдём, наверное, нужно приготовить ещё. Пусть все горожане сделают по глотку.
— Так мы почти всем уже дали, — Сати вынула пустую флягу, — не принявших зелье почти не осталось.
— Хорошо, но сделаем запас, — я развернулась и толпа почтительно раступилась, пропуская.
Эти люди, сменяя друг друга, вторые сутки несли безмолвную вахту под дверями часовни, отдавая день уважения несчастной погибшей девушке. Последние слова, сказанные ею с высоты Сторожевой башни, разнеслись в морозной вышине, и, усиленные темной магией, ещё долго печальным эхом отталкивались от скал. Антари не спал. Люди слышали каждое слово, они выходили из своих домов, собирались на площади. Роптали. И этот тихий ропот, набирая силу, переростал в волнения, почти бунт. В открытый бунт против императора, чей брат, умышленно и жестоко, погубил их маленькую, своенравную принцессу. Принцессу Севера.