Шрифт:
— Твоя вещь, сам и смотри. Я сказал, подвесить можешь, остальное не моя забота.
И отвернулся равнодушно.
Шогол-Ву окинул взглядом зал, где кроме них сидели четверо — двое порознь и двое рядом. Они бросили перешёптываться, притихли и следили, что будет. Один покосился в угол и опять на новых гостей, а тот, что сидел в углу, чуть двинулся по лавке, отставил локоть и стал похож на наседку, укрывающую цыплят.
Шогол-Ву указал спутнику на него.
— А ну, показывай, что там у тебя! — зло воскликнул Нат. — Вещь мою упёр?
— Да чё ты сразу, — обиделся тот. — «Упёр, упёр»... И ничего я не упёр, а поиграть взял. Жалко, что ли?
Он сгрёб стренгу со скамьи и брякнул на стол.
— Поиграть? А ну, поиграй, — потребовал Нат, нависая над ним. — Играй, играй давай. Что, не умеешь? Ну, я так и знал. Вот видишь, друг мой, люди какие — эти и камень с меня снимут, чего доброго, а камень непростой, со Сьёрлига...
Он потянул за шнурок, не вытаскивая до конца.
— Хорошо, что они его ценности не понимают, а то бы взяли да продали Малу Кривому в Жерновках. Мал, знаешь, мне за камень этот чуть не золото сулил. Врал, должно быть. Ну уж ладно, я не собираюсь напиваться в этот раз, а то себя знаю — стоит выпить, сплю без памяти. Помнишь, друг мой, какая драка была — в Подковках, что ли?.. Или в Дубах, может?.. Столы, лавки переломали, на меня сверху кто-то свалился, а я так до обеда и продрых, и то ты меня водой отливал.
— А это чё, во время Оскаленного мира пятнистые по землям Свартина вот так запросто гуляют, чё ли? — полюбопытствовал мужик.
— С этим-то мы давно знакомы, — ответил ему Нат. — Ещё как Свартин сидел в Междулесье, мы бродили по тем землям, по Безлюдью тоже. Ну, не в духе я болтать. Умаялся, горло бы промочить.
Повесив стренгу на грудь, он вернулся к хозяину и поднёс ближе к лампе серебряную половинку.
— Наливай! И спутнику моему тоже.
— У меня сдачи нет, — мрачно откликнулся тот. Зрачки-огоньки потянулись к серебру.
— Ох ты! Ну, что поделать — лей на все. Будем пить, сколько влезет. И учти, кружки я сочту, не собьюсь!
Они заняли последний стол, неудобный, сколоченный вокруг потемневшего столба. В драке такой не опрокинут, но для компании он был плох. Если хотелось что сказать, приходилось сильно крениться, доверяя вес шаткой скамье, и окликать собеседника, чтобы выглянул. А сядешь рядом — локтем не двинешь.
— Эй! — позвал Нат, глядя из-за столба.
Он налёг на столешницу грудью, вытянулся и прошептал:
— Слышишь, я напьюсь... Придётся, чтобы не чуять, как с меня камень снимают. Прикидываться нельзя, сам понимаешь, а то выйдет, будто по своей воле отдаю. А ты следи, ясно?
Шогол-Ву кивнул, и Нат исчез. Слышалось только, как он шумно и быстро глотает. Двое за дальним столом засмотрелись, и один протянул уважительно, подтолкнув соседа локтем: «Во даёт!».
Кружка стукнула о стол, и тут же раздался голос:
— Наливай ещё! Что это посуда у тебя такая мелкая, на один глоток...
Хозяин подошёл с кувшином, долил, и Нат задержал его.
— Сколько там кружек в твоём кувшине? Весь его оставь, сами подливать будем.
— Оставлю, и мы в расчёте. А разобьёшь, доплатишь.
— В расчёте? Это пойло не стоит половину серебра даже вместе с кувшином! Думаешь, я уже напился и не соображаю?
Они поспорили и сторговались на ещё один кувшин. Хозяин обещал принести его позже, и по лицу было видно, надеялся разбавить. Он ушёл на место, и Нат выглянул с другой стороны столба, маня пальцем.
— Эй, слышишь? Тоже делай вид, что пьёшь, — зашептал он, обдавая запятнанного кислым запахом вина и дешёвой браги. — А то ведь не полезут, раз у меня такой защитник. Давай, хлебни для вида! Во...
Шогол-Ву послушал.
Он помнил, как пьянило гретое вино. По вкусу как ягодный сок, тёплое, как улыбка Двуликого, оно уносило далеко. Казалось, душа поднимается к холму, и нити, связывающие её с телом, рвутся, их остаётся мало — и может, это хорошо для того, кто хочет унять боль.
Но пойло в его кружке оказалось холодным и плесневелым, как стоячая гнилая вода. Глотать его можно было, только не дыша. Оно тут же поднялось и встало в горле комом, просясь обратно. Шогол-Ву упрямо сделал ещё глоток и окликнул спутника.
Нат выглянул, опершись ладонью на скамью. Та накренилась, взлетела другим концом в воздух и только чудом не сбила стоящий на краю кувшин. Человек выругался, цепляясь за столешницу, дал скамье опуститься и обошёл стол, прихватив пойло и кружку.
— Ну, в тесноте, — сказал он, усаживаясь рядом, — а всё лучше, чем из-за столба перекрикиваться. Чего звал-то?
— Если камень не заберут, что тогда?
Нат, сдвинув брови, уткнулся в кружку. Осушил её, долил ещё и сказал: