Свидетельствует Николай Феодосьевич Горбаченко, дежурный службы дозиметрии в смене Акимова:

"В момент и после взрыва я находился на щите дозиметрии. Тряхнуло несколько раз со страшной силой. Я подумал; все, крышка. Но смотрю, живой, стою на ногах. Со мной на щите дозиметрии был еще один товарищ, мой помощник Пшеничников, совсем молодой парень. Я открыл дверь в коридор деаэраторной этажерки, оттуда - клубы белой пыли и пара. Пахнет характерным запахом пара. Еще вспышки разрядов. Короткие замыкания. Панели четвертого блока на щите дозиметрии сразу погасли. Никаких показаний. Что творится на блоке, какая радиационная обстановка-не знаю. На панелях третьего блока (у нас объединенный щит на очередь) сработала аварийная сигнализация. Все приборы пошли на зашкал. Я нажал тумблер БЩУ, но коммутатор обесточился. Связи с Акимовым нет. По городскому телефону доложил начальнику смены службы дозиметрии Самойленко, который находился на щите первой очереди. Тот перезвонил руководству службы радиационной безопасности- Красножону и Каплуну. Попытался определить радиационную обстановку у себя в помещении и в коридоре за дверью. Имелся только радиометр ДРГЗ на тысячу микрорентген в секунду. Показал зашкал. Был у меня еще один прибор со шкалой на 1000 рентген, но при включении он, как назло, сгорел. Другого не было. Тогда я прошел на блочный щит управления и доложил Акимову ситуацию. Везде зашкал на 1000 микрорентген в секунду. Стало быть, около 4 рентген в час. Если так, то работать можно около пяти часов. Конечно, из условий аварийной ситуации. Акимов сказал, чтобы я прошел по блоку и определил дозиметрическую обстановку. Я поднимался до плюс двадцать седьмой отметки по лестнично-лифтовому блоку, но дальше не пошел. Прибор всюду зашкаливал. Пришел Петя Паламарчук, и мы с ним пошли в 604-е помещение искать Володю Шашенка..."

А в это время в машзале, на отметке ноль, горело в нескольких местах. Проломило перекрытие, на пол и на оборудование упали раскаленные куски топлива и графита, куском бетонного перекрытия разбило маслопровод, горело масло. Разбило также задвижку на напоре питательного насоса, хлестал радиоактивный кипяток. В любой момент могли взорваться маслобак турбины и водород в генераторе. Надо было действовать.

Но оставим на некоторое время машзал, где эксплуатационники, не щадя жизни, проявляли чудеса героизма и не дали огню распространиться на другие блоки. Это был подвиг. Не меньший, чем тот, который совершили пожарники.

Тем временем стажеры СИУРа Проскуряков и Кудрявцев, выполняя распоряжение Акимова, выбежали в коридор деаэраторной этажерки и по привычке свернули направо, к лифту в блоке ВСРО, но увидели, что шахта разрушена, покореженный неведомой силой лифт валяется на обломках строительных конструкций. Тогда они вернулись назад, к лестнично-лифтовому блоку. Резко-как после грозы, но еще сильнее-пахло озоном. Расчихались. И еще какая-то сила ощущалась вокруг. Но они стали подниматься наверх...

За ними в коридор деаэраторной этажерки выскочил Перевозченко, предупредивший Акимова и Дятлова, что пошел искать подчиненных, которые могли оказаться в завале. Перво-наперво он подбежал к выбитым окнам, выглянул наружу. Чрезмерно сильно пахло как бы свежестью, послегрозовым воздухом, но во много крат сильнее. На дворе - ночь. В ближнем ночном небе красные отсветы горящей кровли машзала. Если нет ветра, воздух обычно не ощущается. А здесь Перевозченко ощущал будто давление невидимых лучей, пронизывающих его насквозь. Его охватил идущий из глубины организма какой-то нутряной панический страх. Но тревога за товарищей брала верх. Он посильнее высунул голову и посмотрел вправо. Понял, что реакторный блок разрушен. Там, где были стены помещений главных циркуляционных насосов, в темноте виден завал из битых строительных конструкций, труб и оборудования. Выше?.. Он поднял голову. Помещений барабанов-сепараторов тоже нет. Значит, взрыв в центральном зале. Там видны очаги пожаров. Их много... "Ах, нет защитных средств... Ничего нет..."-с досадой подумал он, вдыхая полной грудью воздух с радионуклидами. Легкие обжигало огнем. Первая подавленность прошла, Перевозченко ощутил в груди, в лице, во всем существе своем внутренний жар. Будто весь он загорелся изнутри. Горит! Горит! "Что же мы сотворили?! Ребята гибнут... В центральном зале, где был взрыв,-операторы Кургуз и Генрих... В помещениях ГЦН - Валера Ходемчук... В киповском помещении под питательным узлом реактора - Володя Шашенок... Куда бежать, кого искать первым?.."

Прежде всего надо выяснить радиационную обстановку. Перевозченко побежал, поскальзываясь на осколках стекол, к помещению щита РБ, к Горбаченко.

Дозиметрист был бледен, но собран.

– Какой фон, Коля?
– спросил Перевозченко. Лицо его уже горело бурым огнем.

– Да вот... На диапазоне тысяча микрорентген в секунду эа-шкал, панели четвертого блока погасли...- Горбаченко виновато улыбнулся.- Будем считать, что пять рентген в час. Но, похоже, много больше...

– Что ж вы даже приборами не разжились?

– Да был вот прибор на тысячу рентген, но сгорел. Второй в каптерке закрыт. Ключ у Красножона. Только я смотрел, та каптерка в завале. Не подступишься. Сейчас пойду с Паламарчуком Шашенка искать. Не откликается из шестьсот четвертого...

Перевозченко покинул щит дозиметрии и побежал к помещению главных циркнасосов, где оставался перед взрывом Валера Ходемчук. Это ближе всего.

В сторону щита дозиметрии бежал из БЩУ Петя Паламарчук, начальник лаборатории чернобыльского пусконаладочного предприятия. Напомню, он и его подчиненные обеспечивали снятие характеристик и параметров различных систем в режиме выбега ротора. Теперь было ясно, что в наиболее опасном месте - в монолитном реакторном блоке, где только что долбанула стихия,- в 604-м помещении безмолвствовал Шашенок. Что с ним? Помещение это ключевое. Туда сходились импульсные линии от главных технологических систем к датчикам. Если порвало мембраны... Трехсотградусный пар, перегретая вода. На звонки не отвечает. В трубке непрерывные гудки. Стало быть, трубку сбило с аппарата. За пять минут до взрыва с ним была отличная связь.

Паламарчук и Горбаченко бежали к лестнично-лифтовому блоку. "Я за Ходемчуком!"- крикнул им Перевозченко, глядя, как они нырнули из коридора деаэраторной этажерки в монолитную часть разрушенного реакторного отделения. А ведь там всюду были разбросаны топливо и реакторный графит.

Паламарчук с Горбаченко побежали по лестнице вверх, на двадцать четвертую отметку. Перевозченко по недлинному коридору на десятой отметке - в сторону разрушенного помещения ГЦН...

В это время молодые стажеры СИУРа Кудрявцев и Проскуряков приближались, продираясь сквозь завалы, к тридцать шестой отметке, на которой находился реакторный зал. Наверху, усиленный эхом каньона лифтового блока, слышен был клекот пламени, крики пожарников, долетавшие с кровли машзала и откуда-то совсем близко, видимо, с пятачка реактора.

"Там тоже горит?.." - мелькнуло у парней.

На тридцать шестой отметке все было разрушено. Через завалы и нагромождения конструкций стажеры прошли в большое помещение вентиляционного центра, отделенного от реакторного зала теперь разрушенной монолитной стеной. Было хорошо видно, что центральный зал надуло взрывом, как хороший пузырь, а потом оторвало верхнюю часть, и стена осталась прогнутой, арматура торчит радиальными рванинами. Кое-где бетон осыпался, и видна голая арматурная сетка. Ребята постояли немного, потрясенные, с трудом узнавая столь знакомые раньше помещения. Их распирала необычная и необъяснимая для такого горя веселость, несмотря на то, что страшно жгло грудь при дыхании, ломило в висках, горели веки, будто туда капнули соляной кислотой.

Вдоль коридора прошли к входу в центральный зал. Коридор узкий, заваленный битыми конструкциями, стеклом. Над головой ночное небо в красных отблесках пожара, в воздухе дым, гарь, едкая и удушливая, и сверх всего этого ощущение присутствия еще какой-то иной силы в воздухе, пульсирующем, плотном, жгучем. Это мощная ядерная радиация ионизировала воздух, и он воспринимался теперь как новая, пугающая, непригодная для жизни среда.

Без респираторов и защитной одежды они подошли к входу в ЦЗ и, минуя три распахнутые настежь двери, вошли в бывший реакторный зал, заваленный покореженной рухлядью, тлеющими обломками. Они увидели пожарные шланги, свисающие в сторону реактора. Из стволов лилась вода. Но людей уже не было. Пожарники отступили отсюда несколько минут назад, теряя сознание и последние силы.