Коридорчик оказался не так уж ярко освещен лампой с «огневиком» — сиреневым шаром на подставке в виде звериной лапы. Тами стояла в паре шагов от двери, загадочно улыбаясь. А на ней... Тарик никогда прежде такой одежды не видел. Пожалуй, это и было то, что в любовных книжках, описывающих ночные свиданки влюбленных, именуется «пеньюар». Точно, красиво...

Тами сделала два танцующих шага ему навстречу. Книжки и здесь не соврали: пеньюар выглядел прямо-таки монашеским платьем — глухой ворот под шею, подол до пят, длинные рукава, — но когда Тами двигалась, то казалась обнаженной. Тарик натуральным образом остолбенел — от ее чарующей прелести лесной феи, от ночной тишины, от всего происходящего.

— Ну вот, Лютый тебя не тронул... — сказала Тами. — А вот я тебя трону... — И просто добавила: — Пойдем.

Взяла его за руку и повела в дверь направо. Нет сомнений, это се спальня: низкая кровать, застеленная атласным покрывалом, шкафчик искусной работы с красивой резьбой, зеркало в овальной раме с позолоченными завитушками. В девичьей спальне он оказался впервые в жизни, но их описания не раз попадались в книжках. И Тарик не увидел ничего из того, что там в изобилии наличествовало: никаких безделушек, россыпи флаконов с пахучими водами, благовониями и прочими зельями, которыми женщины зачем-то

украшают свою натуральную красоту, и прочих пустяков. То ли книжки изрядно преувеличивали, то ли Тами жила им наперекор. Только в углу стоял красивый шестисвечник, в чашечках на затейливых подставках — алые свечи высотой чуть ли не в человеческий рост, только одна горела высоким спокойным пламенем, по спальне распространялся незнакомый, но приятный запах. О таких он только читал в книжках: свечи в Арелате не в ходу, хватает разноцветных ламп, иногда причудливых...

— Это из Гаральяна, — сказала Тами, перехватив его любопытный взгляд. — «Огневика» к нам привозят мало, и стоит он дорого... Благовония туда подмешивают... уж не знаю, из чего делают, но горит такая свеча не менее часа. Они и тут вошли в обиход у благородных, после того как наш князь стал вашим королем... — И лукаво прищурилась: — Может, тебя свет смущает? Погасить?

— Не надо, — сказал Тарик, жалея, что никак не может себя выставить взрослым и опытным героем любовной книжки.

— Вот и я полагаю, что не надо...

Тами закинула руки ему на шею, прильнула всем телом, но поцелуй получился недолгим: она отстранилась, шепнула на ухо:

— Сбрасывай одежду прямо на пол, он чистый...

Тарик повиновался, искренне надеясь, что не смотрится слишком уж неуклюжим, а мгновение спустя и пеньюар Тами оказался на полу невеликой кучкой тончайшего батиста, а там и атласное покрывало улетело с постели, открыв белоснежные простыни, пахнущие душистой свежестью...

Тами была в его объятиях покорной, но пылкой. Впервые в жизни Тарик целовал девичью грудь и плоский живот, решившись, опускался все ниже. Наконец его губы и язык коснулись того, о чем он лишь читал в книжках, и задержались там надолго. Оказалось, в этом нет и тени скабрезности, только нежность. Судя по вздохам Тами и ее ладошкам на затылке Тарика, ей было хорошо. Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем раздался шепот Тами:

— Таричек, милый, иди ко мне...

Он прилег — и оказался в замешательстве. Но Тами тут же помогла ему теплыми ловкими пальчиками, и он впервые в жизни

с замиранием сердца проник в главную женскую тайну, влажную и теплую (вот тут, оказалось, растрепки нисколечко не врали). Что делать теперь, он хорошо представлял, подглядев за родителями, — и начал, но тут же раздался шепот Тами:

— Не спеши так, тут как в пляске, следуй за мной...

Он подчинился — но все кончилось до обидного быстро, уж он-то это прекрасно знал, помнил, что у Зара и Аянки это продолжалось гораздо дольше. Покинув Тами, он уткнулся лицом в подушку, сгорая от жгучего стыда: пишут же сочинители, что такой краткостью женщина остается ужасно недовольна, а Тами, оказалось, именно что женщина, значит, он никуда не годится, оскандалился...

Но тут же Тами прижалась к нему, обняла и ничуть не разочарованно, скорее весело зашептала на ухо:

— Что ты скукожился, как воробейчик на морозе? Ах ты, дурачок. У всех в первый раз так, только глупые девушки разочаровываются. Полежим, поласкаем друг друга — и все будет прекрасно. Я из тебя, вот посмотришь, еще сделаю хорошего любовника, женщины будут стонать и охать, как леший ночью... Ну, ляг на спинку и не куксись, а то с постели сгоню!

Ее веселый голосок, ничуть не разочарованный, подействовал благотворнейше, Тарик блаженно вытянулся на спине, охотно поддаваясь ее шаловливым ладошкам и губкам. Сначала так и подмывало спросить, кто ее саму искусно выучил — он уже понял, что во взрослой любви Тами не новичок, — но благоразумно сдержался, помня, что отнюдь не бездарные ремесленники пишут: мол, только озабоченный болван станет допытываться у женщины, с кем она была до него. Разве что при случае можно деликатно расспросить, как потеряла невинность (но лишь пробыв с ней достаточно долго), а уж ревновать к былому — и вовсе глупость запредельная...

И все другие мысли вытеснило ликование: свершилось! Стал мужчиной самым приятнейшим образом! А ведь у иных это произошло при гораздо более унылых, скучных, а то и малость неприглядных обстоятельствах, о коих стыдно вспоминать и приходится врать годовичкам что-нибудь красивое и увлекательное...

Когда первая свеча догорела до середины, он почувствовал, что все в порядке. И Тами шепнула:

— Ну, вот и ладушки, иди ко мне...

На этот раз он обошелся без ее помощи, и сладкая пытка продолжалась гораздо дольше. А потом он ощутил легонькие судороги влажной тайны, ладони Тами соскользнули с его спины, и она обмякла в его объятиях, не открывала глаз, прерывисто и часто дыша. Тарик подумал: неужели это то, о чем он читал? Нешуточную гордость испытываешь...