— Что тут происходит? На минуту нельзя вас оставить, — грохочет Райвен, и мое лицо обжигает жаром.

Глаза слезятся, в носу щиплет, а во рту такое ощущение, будто я пожевала старые носки.

— Я, я даже не знаю, — честно отвечаю я. Проклятое «не знаю», видимо, никогда не оставит меня, и я обречена блеять его на все вопросы Райвена.

— Микаэлла запустила в нее слизнем, — говорит Тори. — Лиа ей нахамила, но начала конфликт Мика сама.

— Коста, по возвращении домой, отправишься к Эрику на неделю отбывать наказание, — говорит Райвен. — И, если кто-то из вас еще спровоцирует хоть малейший конфликт, будет драить полы до выпускного.

Наконец-то мне удается проморгаться. Поворачиваюсь к Райвену и вижу, как за его спиной стоит в совершенном ужасе от происходящего мама.

— Мама, — шепчу я и понимаю, что в голосе прорезается истерическое всхлипывание.

— Далия, что здесь происходит? Почему ты визжишь и скачешь, как полоумная? И что это на тебе надето? Райвен, я не видела дочь полгода после того, как вручила вам на попечение, и что я вижу? Она в рванье, изуродована пирсингом и с какой-то слизью на лице? — мать брезгливо поджимает губы.

А мне не хватает воздуха. Горло сводит судорогой, словно оттуда пытаются вырваться слова, но что-то им мешает. Чувствую, как болезненная гримаса кривит лицо, и слезы подступают к глазам. Я лучше умру прямо сейчас, чем расплачусь. Почему со мной так? Чем я это заслужила? Вся радость от встречи с мамой сдувается, лопается пузырями в лужах. Когда я увидела ее, я на мгновение почувствовала себя защищенной, почувствовала, что могу прильнуть к ее плечу и ощутить покой дома. А сейчас смотрю в окно на бьющиеся на ветру тонкие ветки и чувствую себя одной из них.

— А знаете, что, — начинает Тейт, делая шаг вперед и взяв меня за руку.

— Никто не может приходить сюда и обижать кого-то, — добавляет Эрика.

— Разве в приличном обществе допускается отчитывать детей на людях, леди Солано? — сладким как мед голосом говорит Лиам.

Остальные молчат, но я чувствую, как они сдвигаются плечом к плечу за моей спиной. Даже Микаэлла.

— Леди Солано, вы заставляете меня жалеть, что я пошел против правил и позволит вам увидеться с дочерью. Я был уверен, что вы поддержите ее перед игрой. Скажите, как гордитесь ей и ее уникальным талантом. Заметите, как она выросла и повзрослела.

Райвен стоит чуть впереди нас, как вожак, как защитник, и за его спиной, рядом с сокомандниками мне, действительно, становится легче.

— Да, мама, — говорю я и чувствую, как во мне зреют какие-то очень важные слова, — когда полгода назад я тебе говорила, что я справлюсь, на самом деле это значило «я буду леди Солано». Но теперь я могу сказать «я справилась», и это значит «я пытаюсь понять, кто я».

— Тише, тише, — шикает на меня мама, взмахнув рукой.

Узнаю это движение и этот звук. Всю мою жизнь, стоило мне только засмеяться или заплакать, быть слишком веселой или сказать что-то, что, по мнению мамы, я говорить не должна была, как под ухом звучало это «тише, тише». Меня накрывает волной злости. Хочется сделать что-то плохое, чтобы ей стало также неприятно, как было мне. Я люблю маму, но сейчас я зла.

— Кстати, что ты скажешь на это, ма? Достойно леди Солано?

Задираю наверх свитер, оголив грудь и татуировку. Хочу быть дерзкой, наглой, может быть, даже вульгарной. Хочу шокировать. Мика хохочет, аплодируя, и я чувствую себя не просто темной. Я чувствую себя классной.

— Далия, прикройся! — кричит мать.

Я смеюсь, обнимая Тейта и прижимаясь к нему. Металлическая отделка на куртке царапает тонкую кожу груди, но мне сейчас все равно. Только откуда-то из глубины накатывает головокружение.

— Познакомься, мама, это мой парень. Не приятель, с которым мы держимся за ручки, и не муж.

Висну на Тейте уже не для того, чтобы позлить маму, а потому что в голове все кружится.

— Как, мам, ты мной гордишься? — спрашиваю я и чувствую, как по лицу текут слезы.

Она ахает, всхлипывает, застыв в дверях. Микаэлла уже не смеется, а Джин поправляет мне свитер. Слежу за происходящим, но как-то отстраненно, будто через толстое стекло.

— Это истерика, — говорит Райвен. — Леди Солано, мне жаль, что ваш визит прошел не лучшим образом, приходите на игру поболеть за дочь. Ей это нужно. А сейчас, простите, у нас дела. И там, за дверью, женщина попросите ее зайти.

Он отворачивается, больше не уделяя матери времени, и она, потоптавшись, покидает гостиную. А через мгновение входит приятная женщина в годах.

— Да уж, ну и грязь, — качает она головой. — Кристалло Проперо!

Я проваливаюсь в темноту и прихожу в себя уже на кровати в комнате. Кто-то разул меня, снял штаны и свитер, это, с одной стороны, приятно: телу легко и комфортно. Но с другой — как-то неприятно.

— Очухалась? — Джин заглядывает в комнату.

— Это ты меня раздела? — спрашиваю с надеждой.