Забираю баул, ставлю его на платформу, помогаю разгрузить пару упакованных тюков с заднего ряда. После чего встаю рядом и с интересом посматриваю на железку. Думаю, это именно то, что имел в виду под этим названием сопровождающий. Две бесконечных параллельных железных направляющих, прибитые огромными железными же штырями к деревянным прямоугольным брусам. Брусы положены на небольшую насыпь примерно через каждый метр. Интересное решение. Чем-то напоминает магнитку, разве что направляющая не одна, а две. Думаю и принцип транспорта будет такой же. Связанные между собой вагоны, идущие в одну и в другую сторону.

Сопровождающий демонстративно, на мой взгляд, теряет к нам интерес, чем сдуру решают воспользоваться пара жуликоватых парней.

Двое пацанов, переглянувшись, смотрят на нас с дылдой. Делают «страшные» лица, мимикой показывая, что бы мы не подавали голоса, и тут же срываются в побег. Достаточно глупая история, скрыться здесь особо негде, хотя если бы они добежали до пакгаузов, что виднеются метрах в ста, то может идея бы и могла выгореть. По-видимому, на это они и рассчитывали. Но не свезло.

Имперец спокойно оборачивается, усмехается, и к парням с его рук срываются две тонких молнии. Пацаны в судорогах валятся на землю.

— Замечательно! Повод для того, чтобы применить сдерживающие меры, вы мне дали, — спокойно подходит подёргивающимся телам. Вербовщик вытаскивает две пары наручников, пристегивает правую руку к левой другого человека, и так же поступает с ногами, разве что цепочка на ногах чуть подлиннее. — Наручники отстегну только на ночь. Как вы будете теперь жить, меня не волнует. Развлекайтесь, — усмехается имперец и не сильно пинает ближайшее тело. — Чего лежим? Встаём! Или нужно добавлять?

Я с некоторым недоумением смотрю на методы воспитания. В принципе их понимаю, но пацанам реально лет пятнадцать, может даже и меньше. Это дико. С другой стороны, со стороны, мы примерно в одной возрастной группе, ну может я чуть старше кажусь. Так что общие принципы работы с подопечными, видимо, ко мне применимы будут так же.

В то же время, подобные действия к будущим магам меня непритворно удивляют. У нас с пробужденными псионами носились как с писаной торбой, да и в больнице чувствовалось особое отношение. Здесь же, такое ощущение, что мы просто расходник. Да и статус заведения, в которое мы следуем, у меня теперь вызывает некоторый вопрос.

Парни кряхтя поднимаются, и идут к куче барахла на платформе. Ждем.

Ну не особо-то я и ошибаюсь. Действительно, подгромыхивающий к нам транспорт, наверное, какой-то из прадедушек магнитки. Четыре соединенных друг с другом вагона, к которым присоединены еще с полдюжины открытых грузовых платформ. Некая смесь грузового и пассажирского транспорта.

Судя по виду вагонов, первым идет что-то вроде тягача с кабиной, совмещенного с вагоном-рестораном, за ним довольно неплохо выглядящий вагон, потом вагон похуже, и четвертым мимо нас проходит, замыкая пассажирскую часть, сидячий вагон. Дальше грузовые, и замыкает поезд еще один небольшой тягач, примерно размером в половину вагона.

Видимо, пассажирские вагоны распределены по какому-то престижу, так как публика, увиденная в окнах, довольно-таки отличается друг от друга. В четвертом, последнем, народ все больше бедно одетый, с большими сумками, баулами, чуть ли не с животными. В первом же после ресторанного, успеваю заметить представительно так одетого мужчину. Контраст довольно разительный.

Поезд медленно с громыханием вагонов останавливается, и к сцепке между грузовой и пассажирской частью быстро подбегают еще служащие. Собеседник имперца тоже быстро убегает к вагонам. Пара громких манипуляций, и с громким ударом, грузовая часть уходит назад по движению поезда.

— Что встали? Пошли. Ваш второй вагон. Живо! — вербовщик берет один из упакованных тюков, и кидает нам с дылдой. — Это с собой берете, кроме своих вещей, — кидает скованным парням другой, — этот вам. Все сложите в моем купе. Живее! Что вы как бараны на бойне? Вперед, пошли!

Тюки не тяжелые, но нести их из-за объема, одному было бы сложно. Мы с дылдой киваем друг другу, и, взявшись за противоположные концы, спокойно уходим к входу в вагон. Имперец остается ругаться сзади.

— Примак, — по пути представляется дылда. — Кузнеца сын. Деревенский я.

— Максим, — в ответ представляюсь и я, — прошлого не помню, мещанин. Говорят, сын сапожника.

— Хорошо, — со вздохом говорит парень, — а то эти двое мне уже надоели. Хуже репея.

— Так дал бы в лоб, ты ж сильный, — хмыкаю я.

— Нельзя, — качает головой парень, — Петр Васильевич ругаться будет.

— Кто это? — уже догадываюсь я.

— Сопровождающий наш, — кивает в сторону имперца Примак.

Тут нас прерывает мужчина в форме, вышедший из вагона. Рядом с ним стоит как раз тот же мужик, что подбегал к имперскому вербовщику.