— Постарайтесь только чуточку подальше от деревни отойти, если опять на солнце лежать будете. — говорит Сутан: — а то в прошлый раз прямо на пригорке устроились. Ребятня подумала, что вы умерли. И не снимайте верхнюю полоску, неприлично своей грудью светить. Мы тут пусть и рыбаки, но правила приличия ведаем. И так из-за вас юный Жиминь уже решил, что в монастырь не пойдет… за что спасибо конечно. Но вот то, что он теперь думает, что вы его жена будете как он вырастет… так что пожалуйста не снимайте верхнюю полоску, хорошо? Понимаю, что вы знатная дама, вам все равно, а мальчик потом страдать будет.

— Не буду я ничего снимать. — закатывает глаза Сяо Тай. Действительно, когда она лежит под прямыми лучами местного солнца, ей как будто легче становится. Неужели палящие лучи солнца немного восполняют Ци? Или они просто обжигают кожу и согревают ее? Пусть даже ей немного лучше — это немного стоит того, чтобы взять бутыль вина в местной лавке и проследовать на ту самую полянку, где ее и нашли. Лечь там посредине и закрыть глаза. Если лежать слишком долго, то она получит солнечные ожоги… все будет потом чесаться и кожа слазить кусками, но зато внутри болеть будет не так сильно. Раньше она всегда с собой брала пустотелый сосуд из тыквы, наполненный водой, но сегодня… сегодня она зайдет в лавку и возьмет вина покрепче. Стыдно, да. Но лучше, чем страдать. Она от этой боли и не понимает толком ни черта, сосредоточиться не может.

Так что к черту приличия и стыд, она пойдет в лавку, возьмет бутыль вина… нет пару бутылей, а потом пойдет на поляну и выпьет все там. И будет лежать на солнце, пока боль не пройдет. Что дальше? Там посмотрим.

— Дай мне мой пояс, — просит она Сутан: — я в лавку зайду, куплю кое-чего.

— Конечно, Старшая Тай, — Сутан передает ей поясную сумку. Она берет оттуда один серебряный слиток. Кувшин хорошего вина стоит не так уж и дорого, действительно хорошего вина тут не так много. А ей важен не вкус а крепость… так что сдачи ей медными монетами целый мешочек должны отсыпать. Сумочку нужно взять с собой. Она позволяет Сутан накинуть ей на плечи халат-пао, подвязать его спереди, затянуть пояс и берет в руки свою трость. Да, трость, она все еще не так уверенно держится на ногах.

— Далеко не ходите, Старшая Тай. — напутствует ее Сутан: — берегите себя. И долго тоже не будьте. Сегодня вечером будет ваша любимая жаренная рыбка с рисом. Возвращайтесь поскорее. Если увидите Сумэй и Жиминя — скажите, чтобы домой шли.

— Скажу.

— Долго не ходите, видите — тучи собираются. Вечером буря будет. Наши уже с моря начали возвращаться.

— Хорошо, Сутан. — Сяо Тай всовывает ноги в плетеные из коры ботиночки и шаркает к выходу, помогая себе тросточкой. Мда, думает она, видел бы меня сейчас генерал Лю…

Глава 12

Она приходит на свою любимую поляну и кивает мальчишке с лавки, который увязался за ней, помочь донести фляги с вином. Наверное, зря она сразу три штуки взяла с собой, ну так сегодня не выпьет, тут рядом и спрячет, что с вином во фляге сделается?

Мальчишка, шустрый загорелый малый с голыми, загорелыми ногами и исцарапанными коленками — кладет рядом с ней эти фляги с вином, хотя это она их называет флягами, на самом деле емкости сделаны из бутылочной тыквы-калебаса, перетянутых посредине, так что получается эдакая бутылка из двух сфер — побольше и поменьше. Там же, посередине — тыквы перетянуты красной веревкой с прикрепленной к ней биркой с иероглифами, указывающими что в двух флягах находится шаосинцзю, светлое рисовое вино, которые местные пьют как сакэ — слегка подогретым. А в оставшейся фляге, обернутой желтым шелковым шнуром — настоящий байцзю Маотай! Тот самый, знаменитый крепкий напиток из провинции Гуджоу, закваску для которого закладывают только пятого числа пятого месяца по лунному календарю, перегоняют семь раз «в полном соответствии с гармонией природы и сохраняя древние традиции предков». По крайней мере так сказал хозяин лавки, хитрован Сун.

Сяо Тай рассчитывала, что у нее останется довольно много медных монет, в конце концов в лавку она с серебряным слитком в один лян пришла. А это — тысяча двести медяков. Вот только оказалось, что у хозяина в заначке не только обычное рисовое шаосинцзю есть, но и элитное, невероятно дорогие и очень-очень редкие тут Слезы из Маотай… во фляге, перетянутой шелковым желтым шнуром. Вот и попалась она на уловку местного маркетинга, купила две фляги обычного светлого рисового и… да, вот флягу Слезы Маотай, стоимостью в тысячу медных монет. Учитывая, что фляга обычного рисового стоит всего двадцать медяков — разница просто космическая. Однако же обычное светлое рисовое, крепостью около шестнадцати градусов — даже будучи нагретым не так сильно давало в голову. Насколько она помнила из прежней жизни, настоящий Маотай из Гуджоу крепостью всегда был около пятидесяти восьми градусов, Менделеева на них нет.

Она кидает мальчишке один медяк, который тот с поразительной ловкостью ловит в воздухе, кланяется, сверкает белозубой улыбкой. Тут же — дает стрекача в деревню, только босые пятки засверкали.

Она — садится, так, чтобы спиной опереться на ствол могучего дерева, пристраивает рядом с вои драгоценные фляги и осматривает их так, словно воин — свое оружие перед боем. В последнее время она не может заснуть, просто забывается, проваливается в темноту, теряя сознание от усталости и боли. И ничего не помнит потом. А Ли Цзян приходит к ней только когда легкая дремота уносит… такой, особый вид сна, когда вроде и спишь, и не спишь…

Возможно ли достигнуть такого с помощью алкоголя? Во всяком случае — с помощью элитного байцзю Маотай? Или это просто эскапизм? Желание уйти от реальности, чтобы просто у нее перестало болеть внутри, прошла эта тошнотворная слабость? Хм… какая в сущности разница?

Она ногтем счищает сургучную печать с горлышка тыквы. Сперва обычное, светлое, рисовое. Вдруг да сработает? Кроме того, заветы предков однозначно говорят, что нельзя понижать градус… нельзя первым дело байцзю Маотай пить.