Джинны в алхимических лабораториях, нимф, заведовавший теплицами, и работавшая там же дриада – все уходили со своих мест. А вот с Горгоной у Сатирова разделаться не получилось: он очень долго пытался вывести её из равновесия, но Медузе было около трёх тысяч лет, и она уже давно научилась держать себя в руках. Чего нельзя сказать о её змеях: чёрно-зелёная копна на голове горгоны приходила в движение каждый раз, как только ректор входил в кабинет. Несколько лет длилось это противостояние, но, в конце концов, Сатиров сдался. А Горгона осталась. Не считая домовых, они были единственными в академии, кто людьми не являлся.

Время шло, с Сатировым преподаватели смирились. Пришлось. Да и со временем до учителей дошло, что многие дела можно делать в обход ректорского кабинета. На самом деле, ректор даже не подозревал, сколько всего происходило в академии без его ведома. Сколько чрезвычайных происшествий ежедневно разгребали Шольцева и Мамонов. Сколько запрещённых заклятий творилось в этих стенах. Сколько ведуний и ведов обучались магии наравне с обычными колдунами. Сколько оборотней бродило по этому замку, сколько вервольфов – да, Роман Каратеев не был единственным. У Сатирова бы рога отвалились, если б он только заподозрил, как часто в стенах РМТА нарушается дисциплина! А дисциплину ректор любил до маразма. Может поэтому в академии не любили ректора; сам же он предпочитал думать, что неприязнь к нему идёт от того, что он не человек.

В последние годы приходилось особенно тяжело. Сатиров чувствовал, что стареет, что новые люди наступают на пятки, что отдел образования всё чаще достаёт проверками. Как будто только и делают, что ищут повод для замены на кого-нибудь посвежее. Помоложе.

Первой крупной неприятностью стала утонувшая в озере первокурсница. Потом выяснилось, что она поверила в чушь про дух Рабинович на пятом этаже и отправилась туда просить о любви, да только над ней пошутили свои же однокурсники, напугав до полусмерти свечами, замогильными стонами и банальными простынями. Девчонка бежала оттуда не глядя, не думая и не разбирая дороги, её визг слышала половина академии. Она зачем-то выбежала на улицу и неслась до самого озера, пока не упала в воду с мостков в объятья сидевшего на дне водяного. Нервы в тот год помотали знатно, но в ОБТС решили, что здесь виноваты скорее студенты, нежели ректор или кто-либо из преподавателей. Тем более что предупреждение о призраках звучало ещё во время вступительной речи.

Следующей серьёзной разборкой оказалось полнолуние – безопасная тропа до плантации с цветами, защищённая со всех сторон очень сложной и заковыристой магией, стала тем актом непослушания, который преподнёс Сатирову Тишманский. Тот, кто, как думал Сатиров, уж точно не доставит никаких проблем. Не то чтобы Сатиров жалел о смерти старика, хотя Тишманский, учитывая все прошлые свои заслуги за назначение нового ректора, был единственным во всей РМТА, с кем можно было просто поговорить. Не совсем по душам, но честно, называя вещи своими именами. И именно это стало больным уколом – Сатиров не мог и подозревать, что Тишманский имеет такую серьёзную тайну.

Разбираться с ОБТС и отделом образования пришлось очень долго, особенно учитывая, что не просто по глупости погиб профессор, но и пострадали четверо студентов, причём один из них весьма серьёзно. Удалось выкрутиться и в тот раз, а злость выместилась на Гохмане – мелкий паршивец воспользовался ректорской благосклонностью и вздумал решить проблемы с досаждавшим ему Воронцовым. Сатиров и сам был не в восторге от парня – тот не раз попадал в поле его зрения с полураздетой девчонкой в кабинке туалета или косячком трын-травы за тепличным углом, но каждый раз выходил сухим из воды совершенно невероятным образом. Но даже несмотря на это, ректор меньше всего на свете собирался вмешиваться в какие-то студенческие разборки. Гохман потерял стипендию, оставшись лишь на стандартном обеспечении вроде питания или медицины – будь воля Сатирова, Гохман лишился бы и этого! – а на бюджетную аспирантуру мог не рассчитывать даже с идеальными баллами.

Всё это – верхушка айсберга, не успевшая даже подтаять, когда зимой пропала студентка. Белла Аванисян, первокурсница – последняя жертва Васева. Ректор до сих пор не мог поверить, что такое произошло в стенах замка прямо у него под носом. Несмотря на свой эгоизм, даже он понимал, как жалко выглядел перед ОБТСовцами, наводнившими академию, пытаясь доказать, что всё вздор. Сомнения развеялись, когда он увидел разорванный в клочья труп – его принесли в морг при больнице. Но, что больше всего взбесило, Сатиров так и не узнал, кто уничтожил вампира. Знал только, что это не ОБТСовцы.

Про Аванисян ректор снова вспомнил в прошлом году, во время несчастных случаев, что происходили на территории и в стенах замка десятками за неделю. Лёгкие травмы и тяжёлые увечья, несчастный случай на квиддиче – действительно жуткая история, мальчишка чудом не погиб. К Сатирову прислушались, и жившие в округе ведьмы были арестованы, но в конце года оказалось, что старухи и ни при чём вовсе, а несчастья – дело рук зарвавшейся Худу. Сатирову пришлось унижаться и не просто публично принести извинения Раде Гредяевой, но и прогнуться под отдел образования и взять ведьму на работу, сколь бы он ни был против. Ему тогда казалось, что к его словам вообще перестали относиться серьёзно. Да и зачем, всё равно же ошибётся!

Мысленно ректор уже решил, что проведёт на своём посту ещё года три. Может, пять, но не более. Устал. Заработанных денег хватит, чтобы уехать в тёплые края. Острова Забытой Музы, где на скалах гнездились сирены* – Сатиров любил пение этих тварей. Прекрасное место, где планировалось купить дом и, возможно, посадить оливковую рощу. Хороший план на старость. Но до тех пор академия ещё могла принести свой доход. В этом году ректор не позволит всё испортить. Именно поэтому, когда взволнованная Шольцева разбудила среди ночи заявлениями о пропаже двух студентов и о том, что пора начинать поиски и подключать ОБТС, Сатиров не торопился. И, как оказалось, не зря.