Центральные улицы сменялись окраинами, расстояния между домами становились всё больше, чаще появлялись деревья. Уже почти в самом лесу Гохман остановился, сказав: «Это здесь».

Куда именно они пришли, у Даши не было возможности увидеть – лицо Павла всё ещё приковывало взгляд. В голове вдруг пронеслось, что если через пять минут приворот не снимут, то Дашу стошнит от отвращения прямо на высокомерную Гохманскую рожу.

Негромкий, но требовательный стук – видимо удары в дверь; кто стучал, Даша не видела. Старушечий голос изнутри дома, пославший гостей к лешему, к чёрту и ещё куда-то в такие места, какие приличным дамам знать не положено. Рома ответил, что бабке придётся открыть сейчас, либо когда к ней вломятся ОБТСовцы. И дверь открылась – об этом возвестил скрип не смазанных петель. Старуха промолчала, но, видимо, кивнула, что можно войти, потому что студенты стали спускаться – землянка, не иначе. Ведьма жила в нищете и грязи, потому что вонь мусора и нестиранных вещей, усиливающаяся с каждой пройденной ступенькой, становилась всё кошмарнее.

***

– То наворожи, то обратно сделай! Я уже давно тут живу, а таких пришибленных ещё не встречала! – хрипло смеялась старая ведьма. – Хотя, разные приходят. В основном с деревень. Кому дела в торговле поправить, кому улов побольше. Кто-то о скотине печётся. Много проблем решаю. Не бесплатно, конечно. Но бывают и студентики, хе-хе! Вот у вас всегда надобности самые дурные!

Лицо ведьмы было почти полностью обмотано грязным платком, лишь маленькие тёмные глазки блестели на поверхности, да кривой, похожий на шрам, длинный рот оставался приоткрытым; давным-давно ведьму изуродовали жители её же села, несправедливо заподозрив в Худу – об этом в прошлом году рассказывала Белла.

Дашу усадили на табурет, и она тут же вцепилась обеими руками в Гохмана, который не успел отойти. Остальные рассаживались рядом. Ведьма стояла напротив; бабка недовольно выкладывала на стол какие-то склянки и пучки подгнивших кореньев. Воздух вокруг пропитала сырость, затхлость и могильный холод, который не разгоняла даже печь.

– Дорого берёшь, – процедил Игорь – его голос Даша спутала лишь однажды.

– Тарифы имею, – старуха осклабилась, обнажив гнилой штакетник зубов. – «Отлично» на экзамене – десять червонцев. Понос для профессора – двадцать, а за пятьдесят его прямо на лекции удар хватит. Приворот зазнобы, которая без того и смотреть не станет, за сто, а вот отвадить надоедливого поклонника смогу и бесплатно, но за его здоровье не ручаюсь.

– Я бы на твоём месте не больно-то хорохорился. Ты девушку приворожила, прекрасно зная, что это незаконно. О чём думала, кочерыжка сушёная? Не боишься, что мы тебя в ОБТС сдадим?

– А не боишься, что я приворот назад верну? – ехидно заметила ведьма. – Ты не заносись, мальчик. Я намного старше и мудрее тебя, да и до моих сил тебе никогда не дорасти. Ты ведь понятия не имеешь, на что способна ведьмовская магия!

Игорь промолчал.

– То-то и оно! – сказала бабка. – Мне бы на вас на всех тьфу! И растереть. Но уж больно платите хорошо. А мне ваши привороты-отвороты – как сморкнуться!

«Неприятная старуха. Может, нужно было сначала сходить к Раде? Нет, она сама говорила, что ведовская магия слабее. Не стоит её зря сердить, а то Гохман до конца жизни будет скакать на лягушачьих ластах. Хм, а может… нет, всё же слишком просто» – так думала Даша, всё ещё держа за руку Гохмана, который был уже и не рад её компании.

Ведьма, тем временем, мешала какое-то зелье, которое Даше, по ходу, предназначалось выпить. Боковое зрение спасало в этой безвыходной ситуации: всё ещё смотря Павлу в лицо и пуская слюни, Даша могла видеть хоть что-то из той дряни, что старуха кидала в котёл на столе, хотя от этого становилось ни разу не легче. Голова летучей мыши, лягушачьи лапы, какая-то хрень, до боли напоминающая слизь, что градом катилась с упырей. Ложка с чавкающим звуком танцевала в жиже, а Даша приготовилась блевать, хоть и понимала, что тело ей этого сейчас не позволит. Мерзость. Пусть это будет какая-нибудь мазь, пусть это не придётся пить!

Ведьма налила в деревянную кружку своего мутно-зелёного киселя и с наслаждением отхлебнула. Реакции друзей Даша не видела, но, кажется, услышала, как Белла задавила рвотный позыв. Сама же Даша испытала невероятное облегчение – старуха могла пить и есть хоть мусор из углов своей хаты, и это не касалось никого, кроме психиатра.

– Что такое? Не нравится бабушкино снадобье? – издевательски ласково прохрипела карга и рассмеялась. – И мне силы нужны, энергия-то тратится!

Ведьма допила своё пойло, а затем отошла к печке и взяла с неё старый веник.

«Подмести здесь не мешает, но хотелось бы сначала скинуть Гохмана» – пронеслось в голове у Даши.

Но старуха ничем таким заниматься не собиралась. Она подошла к «парочке», трижды обвела их этим веником, причём, после каждого раза она как будто стряхивала с него воду. Затем, бросив веник в сторону, она подошла к Даше и с силой, удивительной для этой сушёной поганки, стукнула девушку по лбу ладонью, крикнув: «Отворот!»; Даша, никак не ожидавшая такого поворота событий, отцепилась от своего кавалера и навзничь упала вместе с табуреткой, на которой сидела.

Белла ойкнула и подскочила на месте, Рома возмутился «Какого чёрта?!», а Игорь бросился поднимать подругу.

– Цела?

– Вроде бы…

Даша взялась за протянутую ей ладонь, потирая ушибленный затылок. Голова немного кружилась, но тело испытывало странную легкость, как будто девушке долго приходилось грести против течения, а теперь она выбралась на берег. Свобода. Какое прекрасное чувство!

– Приятно, наконец, разговаривать с тобой, а не с твоей шизофренией, – улыбнулся Игорь.