Шрифт:
– Ты хочешь сказать, что эта гадость питается молоком ее груди?
– Вполне возможно. Потому что женщина при этом не погибает.
– А если она состарится и молока не будет?
– Каждые тридцать шесть лет он выбрасывает ее и находит кого-нибудь другого. Единственное, что надо этой женщине – это держать у своей груди кокон.
– Да, но посмотри. Клон положил кокон на землю. Она уже не хочет его прижимать.
– Потому что кокон не настоящий, – ответил шеф, – как только она родилась, мы ей подсунули имитацию. Пока муравейник был далеко, имитация годилась. Сейчас этот клон чувствует зов настоящего паразита и кукла ему больше не нужна.
– А мне?
– Тебе нужна. Мы же собираемся сделать подмену.
– Сейчас я подумала, – сказала Катя, – подумала об этой твоей просто подруге, которая до сих пор кормит паразита и любит его больше, чем ребенка или бога. Может быть, она сейчас счастлива. И все это время тоже была счастлива. А ты представляешь, что с ней будет, когда мы оторвем паразита? Она умрет от горя.
– Не надо перекручивать. Тогда можно назвать счастливыми и всех здешних людей.
– Может быть. Людям ведь свойственно собираться в муравейники, отдавать за муравейник жизнь и чувствовать себя при этом счастливыми. Разве не так?
Большерукий клон сидел и мычал. Огромная доза успокоительного делала существо слабым и относительно безопасным. Успокоительное автоматически подавалось в шейную артерию через катетер. Как только пульс, давление и КГР перехлестывали через определенный предел, устройство влючалось и за несколько секунд успокаивало клона.
Катя взяла кокон, отвернула материю и вытащила пробку. Когда воздух вышел, она свернула надувной предмет, разгладила и положила в рюкзак.
– Пошли, – сказала она.
Клон уже понимал некоторые слова.
Серега с Лориком играли в карты.
– Что-то я не пойму, – сказал Лорик. – У нас козырь бубны или черви?
– Не помню, – ответил Серега.
– О, ты смотри, правда? Еще ни разу не было, чтоб мы вдвоем забыли козырь.
Вроде и не пили, только чуть-чуть. Подожди, а это валет или туз?
– Где?
– Вот. Похожий на голую бабу.
– Нет, это король, – ответил Серега. – ты что, с ума сошел? На нем сто кило одежды.
– Темно, я плохо вижу, – ответил Лорик. – Толстый, как баба.
– Эй, – позвал Серега. – Очнись.
– Очнись, – тупо повторил Лорик.
– Э, мне это не нравится. Сколько будет дважды два?
– А что такое «дважды два»?
– Ты притворяешься? Пацан, ты кажется, уже заразился. Этот мертвяк, которого нам подсунули, он наверно, был заразный. Ты заболел, мужик.
– Кто, я?
– Ну не я же. Посиди так аккуратненько, я сейчас прийду.
– Не буду, – ответил Лорик и встал возле выхода из палатки.
– Э, мы же друзья. Не надо буянить. Молодец, хороший мальчик. Дай мне уйти.
– Никто отсюда не уйдет, – ответил Лорик. Мы пойдем вместе.
Он откинул крышку ящика и достал атоматическое охотничье ружье.
– Хорошо, пойдем вместе, – согласился Серега. – Может быть, сначала нам поспать? Ой.
– Что случилось? – спосил Лорик.
– Я забыл, как зовут мою маму.
– Что такое «мама»?
– Это такой человек.
– Полезный?
– Да, очень.
– Тогда надо взять его с собой. Где он?
– Это не мужчина, а женщина.
– Ты уверен? – спросил Лорик.
– Нет, не знаю. Какая разница? Пойдем. Женщина нам точно не нужна.
Они взяли оружие, столько, сколько могли унести, и вышли из палатки. Они пошли в сторону муравейника, который неодолимо тянул их к себе, который звал их, который теперь заменил им все, что было важного в жизни: карты, водку, женщин и родную мать.
За стеной было довольно много домиков, около десятка, все одноэтажные и кирпичные. Несколько домиков уже развалились; у одного провалилась крыша. Везде расли деревья, иногда прямо посреди дорожек, причем дорожки были присыпаны песком. Песок Катя видела, потому что столбы с электрофонарями давали тусклый, но все же достаточный свет. Возле каждого фонаря вились мерцающие шары мошек, каждая размером со снежинку. Катя вспомнила рассказы отца о комарах – нет, это не комары, подумала она, потому что комары уничтожены уже во всех местах планеты. Место выглядело относительно прилично; было даже несколько деревянных столов для игры в настольный теннис и воллейбольная рваная сетка на железных опорах. Клон тянул к самому большому зданию, которое, возможно, было столовой. У столовой, прямо на асфальте, стоял старый стол для бильярда. Над ним нависал черный клен, подстриженный шариком, по моде начала столетия.
В этот момент случилось что-то, чему она не могла найти объяснения. Она будто заснула на ходу. Она закрыла глаза и почувствоввала, что не может их открыть. Чем дольше она стояла, тем глубже проваливалась куда-то: в колодец спокойствия, удовлетворения, расслабления, тишины – понимая при этом, что пришел конец и приветствуя этот конец. Так чувствует себя человек, навсегда засыпающий в снегу. Но она проснулась, проснулась, потому что клон дернул поводок. Во сне она прошла несколько шагов. Сейчас она стояла уже у самых дверей. Она нажала ладонью, ощутив множество покоробившихся слоев старой краски, и дверь открылась.