Попойка официальная, как это обычно и бывает, органично перетекла в попойку кулуарную, в уютной гостиной с «выключенным» по причине приближающегося лета камином. Действующие лица — все монархи мужского пола без разделения на друзей и врагов. Попытка немного успокоить назначенных врагами «коллег». Полагаю, тщетная, но попытаться хочется. Все, что говорится за дверьми подобных сборищ, за ними навсегда и остается. Всегда. Без исключений. По крайней мере, прецедента не случалось, а значит можно почти уверенно экстраполировать это в будущее. Тем не менее, ничего такого, от чего я бы не смог отмазаться потом или на чистой наглости изобразить оскорбленное «не было такой фигни!» я конечно же не скажу, потому что привычка.

— Господа, нам с вами очень не повезло, — начал я и нарочито-нервно затянулся трубкой.

Сидящий через три кресла слева от меня, под гобеленом с Зигфридом и Брюнгильдой Франц Иосиф I (наконец-то познакомился со стариканом лично, впечатление отвратительные, потому что когда страх пытаются прикрывать откровенными, но замаскированными рамками Августейшего этикета панибратством и надменностью, «не отвратительно» получиться попросту не может).

— А французский президент-то и не догадывается! — гоготнул изрядно накачавшийся Никола Черногорский.

Гостиную сотряс хохот многочисленных Августейших глоток: господина Жана Казимира-Перье мы сюда не пригласили, а на входе в гостиную, куда он попытался попасть явочным порядком, его перехватил глава кайзеровского МИДа с очень вежливыми и столь же невозможными к отказу просьбами о переговорах «тет-а-тет». Пришлось преемнику Карно утереться — ты же выборной чиновник, и сколько бы там твоих предков во французском Аппарате не крутилось, кровушка жидковата.

Так старательно и последовательно мною сливаемый предшественник — Сади Карно — прошлым летом пал жертвой бурного демократического процесса, так любимого славной Францией этих лет. Много там радикалов расплодилось, и в ответ на решительную борьбу с ними господин Карно получил в лицо классический портфель с бомбой. Смерть, прости-Господи, получилась весьма символичной: теракт идиот-анархист произвел на выставке искусств, наук и промышленности. Штатным европейским «охранителям» от пера и красивых речей случившееся позволило в очередной раз сотрясти воздух и бумагу пространными размышлениями о вреде терроризма для людей и тех самых искусств, наук и промышленности, а под шумок закрутить гаечки — актуально для тех, кто этого не сделал раньше, как успешно замирившие радикалов мы с Вильгельмом. Там, где я давил ячейки нарощенными спецслужбами, повышением уровня жизни и лечением застарелых проблем государства, Вилли помогал пресловутый «орднунг»: у него там исторически спокойнее, чем у нас.

Когда смех стих, Франц Иосиф издал презрительный смешок, подкрепив его задумывавшейся грозной, но прозвучавшей пассивно-агрессивно, а потому — жалко, фразой:

— Большая война покажет, кому здесь «не повезло»!

Неловко стало даже накидавшемуся до потери реальности Николе.

— Война — это понятно, — отмахнулся я. — Но она решит уже имеющиеся противоречия, а нам, рискующим стать последними в Истории настоящим монархам, надлежит думать о том, как сохранить для потомков единственный государственный институт, способный надавать по рукам…

— Крупному над-национальному капиталу! — с видом предельно довольного собой гимназиста закончил за меня Альберт.

— Так, — с улыбкой кивнул я ему.

Хороший мальчик.

— Банкиры, — легкомысленно отмахнулся король Швеции Оскар. — У них деньги, но у нас — армии.

— Армии легко купить за деньги, — парировал вместо меня основной мой партнер по обмену размышлениями о власти капитала — Вильгельм. — Посмотри на молодежь, Оскар — они уже сейчас относятся к традициям своих предков так, словно это старые и неудобные башмаки, которые приходится надевать под страхом наказания!

Тяга к старческому брюзжанию в голове Франца Иосифа с легкостью одержала верх над желанием демонстрировать свою уникальную и сильную личность:

— Совершеннейшие кретины! Я прожил долгую жизнь, и вынужден признать правоту Вильгельма — каждое новое поколение все больше думает о деньгах, и меньше — о том, что действительно ценно!

«Ценны» в глазах монархов и их окружения как правило совершенно конкретные вещи: покорность, стремление к высококвалифицированному малооплачиваемому — в идеале вообще бесплатному или за скудный паёк — труду и готовность ходить на картечь и пулеметы по первому требованию того, кто с рождения имел власть, деньги и возможность этим всем всласть пользоваться.

— А им и не нужно, — привел я в изумление уважаемых коллег и развил мысль. — Монархия — настоящая монархия — с установившимся по всей планете так или иначе капитализмом сочетается откровенно плохо. Деньги и материальные ценности человеку приятны, и с каждым следующим поколением он все меньше понимает, что такое «сакральность власти», и почему тем, кто продает ему пестрые одежды и банальную жратву, а заодно платит жалование, нужен противовес. Торговцы — хитры, и показывают простолюдинам лишь свои отработанные улыбки. В целом логическая цепочка, вольно или невольно закладываемая банкирами в головы простолюдинов выглядит просто и оттого притягательно: зачем вообще нужны государства, если достаточно распустить армии, упразднить границы, и спокойно торговать друг с дружкой в свое удовольствие? Исключение — это коммунисты, но мы их с вами благополучно давим. Давит их и имеющий хоть какое-то масло в голове народ, чувствуя полную оторванность утопических идей господина Маркса от реальности.

— Твой подданный, между прочим, — вставил «шпильку» Вильгельму Франц Иосиф.

— Видели мы твоих подданных, — фыркнул в ответ кайзер. — Когда там последний раз они честно побеждали в хоть какой-то войне?

Народ заржал, Франц Иосиф горделивой позой и лицом показал, насколько ему плевать на каких-то там Вильгельмов.

— Господа, мы сбились с пути, — взял на себя миротворческие функции Оскар, дав мне продолжить.

— Мы в глазах торгашей и банкиров — ненужный и вредный для них рудимент. Этому же они учат и простолюдинов. Наша задача в этой связи — и решение ее займет не одно десятилетие — сделать так, чтобы простолюдинам стало на нас полностью плевать.