Впрочем, за последние несколько дней Аня сильно повзрослела.

Вопреки своей привычке девочка не дулась в «Плойку», а склонилась над картой вместе со мной. Её юное лицо освещалось тусклым светом лампы, из-за чего она казалась значительно старше своих лет. Её темные глаза, обычно сверкавшие озорством, были затуманены опустившейся на них пеленой печали.

Потери… Чёртовы потери. Иммунные почти близки к идеальной физической форме, симбиотический паразит Улья наделяет нас несокрушимым иммунитетом к любым человеческим хворям и немощам. Даже старость нам не грозит. Но вот от душевных болей и травм он не в состоянии нас оградить. Девочка была влюблена в Щегла. Его утрату она тяжело переносила.

— Так что это за знак, говоришь? — переспросила азиатка, проведя ловким пальцем с обкусанным ногтем по перевёрнутому кресту, резко выделявшемуся на фоне пожелтевшей от времени карты.

— Питон, — моя мозолистая лапа постучала когтем по другому такому же символу, — отмечал места, где находил… жертвоприношения иммунных. Насколько я понял, килдинги проводят их в строго определённых местах, а ни где попало.

Горький вкус наполнил рот против моей воли. Улей вокруг вдруг превратился в место для проведения извращённых ритуалов жертвоприношений и отчаянных воззваний к неизвестным мне силам. Что должно произойти с обычными людьми, пусть даже попавшими в другой мир, чтобы они начали хотеть приколачивать других людей к перевёрнутым крестам? Я поспешил сделать большой глоток холодного рома, чтоб смыть привкус горечи и лишние мысли.

Аня выпрямилась, ее плечи расправила решимость воина.

— Если мы столкнемся с килдингами, — прошипела она, — я убью их всех.

Ничего необычного, что основным желанием девочки была месть. У нас есть пушки, если мы сами не наведём порядок и не отомстим за своих мертвецов, никто не отомстит и никто не восстановит справедливость. И будь я проклят, если тоже не отомщу! В анькиных глазах, словно лесной пожар, угрожавший выжечь маленькую азиатку изнутри, горела жажда мести. Я понимал необходимость этого, но видел и проблеск чего-то другого, чего-то вроде надежды. Оно было хрупким, но оно было там.

— Нам нужно не просто отомстить, а выяснить, что они планируют, милая, — сказал я тихим и ровным голосом, притянув к себе напряжённую, как струна, девчонку. — После этого мы придумаем им достойную казнь.

Анька кивнула, ее лицо было суровым.

— Я хочу, чтобы ты отдал их потом мне, — тихо сказала она и спрятала лицо на моей груди. — Обещай, что отдашь их мне после того, как допросишь. Сам же сказал, что это последний наш рейд на ближайшее время.

— Обещаю, милая, — погладил я гладкие волосы цвета воронова крыла. — Обещаю. Даже если не получится в этот раз, мы дождёмся конца обучения, когда запрет Хёгни больше не будет для меня обязательным, и отомстим.

На следующий день ещё до зари мы собрали то немногое, что у нас было: мой штурмовой револьвер двенадцатого калибра, винтовку четыреста десятого в компоновке «буллпап», немного консервов и патронов. Наш побитый «Лунтик» удалось залатать, и он ожил. Мотор советского внедорожника застонал умирающим зверем, но вывез нас за пределы кластера. Мы отправились в путь к одному из кластеров, отмеченных зловещим символом перевёрнутого креста. И это действительно был наш последний на ближайшее время шанс что-то выяснить.

Хёгни, чёрт его дери, всё-таки внёс в правила академии запрет на рейды для студентов. Анваровна, правда, тоже выполнила своё обещание разобраться с проблемой и сумела-таки надавить на Кназа. В результате место в общаге нашлось не только мне, но даже и Ане, которая формально студенткой не являлась и претендовать на него не могла. Проживающие в общаге стояли, помимо всего прочего, на довольствии Замка, то есть — кормились в столовой и ежедневно получали порцию живуна.

Таким образом, проблема добычи споранов у нас решилась. А вот возможностей разобраться что нужно килдингам от академии, и отомстить за Щегла резко поубавилось. Так что мы воспользовались последними выходными и отправились в несанкционированный рейд в надежде успеть хоть что-то.

Ну и запастись споранами всё равно бы не помешало — так, на всякий пожарный. Потому что оставаться совсем без них как-то некомфортно — банкроты в Улье долго не живут.

Кластер Онега встретил нас пустынными доками и несвежим воздухом, наполненным миазмами гниения. На стоячей воде мягко покачивались лодки и кораблики — наш лучший шанс обзавестись личным плавсредством и уйти из этой гнойной адской дыры водой.

Отправив Аню осмотреть лодки, я забрался на одну из крыш для того, чтобы осмотреть местность. Сейчас кластер был пуст. Отсюда ушли все, включая заражённых — сегодня ночью ожидалась перезагрузка. Так что прикинуть место, где мы будем охотиться на заражённых.

Присмотрев в бинокль что-то вроде школы с большой территорией, обнесённой хорошим крепким забором, я спустился и направился к девочке, бродившей по территории яхт-клуба. Обнаружил её задумчиво разглядывающей яхту цвета индиго, на борту которой было кокетливо выведено «Bluesy». С английским у меня всегда было нормально, а после практики в Треблинке так и вовсе стало хорошо. Название перевёл как «Блюзовый». Если учесть, что это яхта, то «Блюзовая». Полное соответствие нашему с Аней внутреннему состоянию.