Поэтому потомок славного пирата Барсануфиус Лизоррский считал, ничтоже сумняшеся, что имеет полное право нарушать законы и правила в своих интересах. Но делал он это скрытно, так, чтоб комар носа не подточил. Что-то изменял, вводя многочисленные поправки в законы так, что теперь их можно было трактовать как угодно, в зависимости от требуемого результата. Что-то просто игнорировал, понимая, что вряд ли кто-нибудь рискнет пойти против него.

Примером его хитроумия мог служить особняк, который он выстроил уже будучи Главным Советником при Его Королевском Величестве. Под предлогом искоренения устаревших методов управления государством вообще и столицей в частности Барсануфиус протолкнул необычную в то время идею постройки Дворцовой Ратуши на месте городского парка. Под шумок выбил разрешение на постройку за свой счет небольшого флигеля рядом с ратушей для себя и своей семьи. К слову сказать, это было еще при при покойном короле, батюшке ныне здравствующего.

В результате всех хитросплетений и подтасовки документов флигель приобрел официальный статус Дворцовой Ратуши, а грандиозное здание рядом, построенное на средства государственной казны, отошло в собственность Барсануфиуса. Мало того, чтоб потешить свою манию величия, Главный Советник велел увеличить размер своего и без того не маленького особняка не в ширину и не в высоту – дабы сохранить хоть какие-то приличия и лишний раз не возбуждать зависть у конкурентов – а в глубину.

Под особняком раскинулось огромное подземелье в три яруса высотой, благоустроенное и оснащенное по последнему слову техники лифтами на энергетическом приводе для удобства перемещения людей и грузов. Там он хранил свои несметные богатства, там же предпочитал проводить свое свободное время, которого у него было не так уж и много. Даже сейчас, не смотря на свой более чем почтенный возраст, Барсануфиус все свои дела вел сам, не доверяя никому, кроме своей единственной дочери Эвелины и младшего внука Варениана.

Сидя во главе огромного стола в обеденном зале, который своими размерами и роскошью ничем не уступал (скорее превосходил!) Парадному Залу во дворце короля, Барсануфиус царственно наблюдал за дочерью и внуком, сидевшими поодаль напротив друг друга. За каждым стоял прекрасно вышколенный лакей. Большое расстояние между собеседниками и присутствие обслуживающего персонала мало способствовало приятной, а тем более деловой беседе, поэтому обедали в гробовой тишине. Слышно было только легкое звяканье столовых приборов и невоспитанное чавканье Варениана.

К обеду тот спустился в дезабилье, заспанный, с всклокоченными волосами. Эвелина лишь слегка поморщилась. Барсануфиус все же слегка пожурил любимого внука, который, впрочем, привычно проигнорировал брюзжание деда и гримасы мамочки, чмокнул обоих и тут же накинулся на еду. Он был донельзя избалован и тем и другой и делал все, что хотел, зная, что его простят и помогут в любом случае. Любовь матери и деда он воспринимал как должное. Впрочем, нелюбовь всех остальных родственничков он тоже воспринимал спокойно. Варениан не склонен был к рефлексии и самокопанию.

Все же в общении с родственниками он никогда не перегибал палку, и они видели в нем просто маленького избалованного ребенка. Этому способствовал и его внешний вид – этакий ангел во плоти: белокурые локоны, выкрашенные и постриженные по последней моде, огромные голубые глаза, пухлые губы бантиком, тонкие музыкальные пальцы, субтильная фигура. В свои полные двадцать лет он выглядел лет на пятнадцать, а то и меньше. Поэтому всерьез Вареника никто не воспринимал, и он позволял себе любые шалости.

Закончив обед, отец и дочь спустились на лифте в подземелье. На верхнем ярусе находилась тайная комната, которую Барсануфиус использовал как переговорную при обсуждении вопросов крайне важных и секретных. Здесь никто не мог подслушать или подглядеть. В подземных ярусах у старого конспиратора даже обслуживающий персонал был особый и состоял из двадцати человек внутренней охраны и десяти уборщиков. Все – кастраты, все были обязаны Барсануфиусу жизнью.

Они никогда не покидали подземелья, да и не стремились – наверху их могла обнаружить Тайная Служба Сыска, и тогда их ждала неминуемая смерть. Здесь внизу они были живы, а остальное их уже мало интересовало, отчасти благодаря своему нынешнему физическому состоянию, которым они были обязаны Барсануфиусу. Добровольная кастрация – один из пунктов договора, который они подписывали, соглашаясь на пожизненное служение в подземелье. В исполнении договора Барсануфиус был крайне щепетилен: все честно, никакого мелкого шрифта.

– О чем ты хотела поговорить, Эви? – Барсануфиус уютно расположился в кресле с высокой спинкой и специальной подставкой под ноги и приготовил баночку с нюхательным табаком – единственную слабость, которую он себе позволял, оправдывая тем, что табак якобы помогает ясно мыслить.

Эвелина села напротив и, в упор глядя ему в глаза, вкрадчивым голосом спросила:

– Папа, ты приказал убить этого треклятого телохранителя мелкого ублюдка?

Барсануфиус, загнавший в нос порцию табака, закатил глаза, оглушительно чихнул, потряс головой и укоризненно взглянул на дочь:

– Я уже в курсе происшедшего, мне доложили. Почему ты решила, что это я, дорогая? Какой мне в этом резон?

– Резон всегда можно найти, если постараться, ты согласен? – ага, где-то она уже это слышала.

– Найти – это одно, а высосать из пальца – совершенно другое. Во-первых, я что-либо предпринимаю, только если есть выгода. Во-вторых, с каких это пор тебя беспокоит жизнь какого-то простолюдина?

– Да все бы ничего, папа, но наемник, по какой-то непонятной мне причине, после неудачного покушения приперся к королю, когда тот инкогнито посещал питейное заведение – согласись, как четко подобран момент – и по секрету поведал ему, что мальчишку заказала я! – Эвелина даже задохнулась от возмущения.