— Ты кто такой? — спросил он, удивлённо поднимая брови.

— Саня Жаров, — ответил я и, не дожидаясь приглашения, уселся за стол. — Ты сегодня ко мне Мотю присылал с Тугарин-змеем.

— Чё?! — выпучил он глаза. — Так это ты из Сикоры циклопа сделал?

— Сапфир, мусор он, — сообщил подошедший хлыщ. — У него корки красные. Светил ими сейчас.

— А, это что ли? — усмехнулся я и выложил красный пропуск перед Сапфиром. — Не настоящие.

Тот взял корочки и раскрыл. Внимательно изучил и поднял на меня глаза.

— Это же ксива Голована, — мрачно сказал он. — Откуда?

Сапфир выглядел, как артист цирка. Вальяжный, в белой рубахе и плотном вязаном кардигане, он восседал на стуле, глядя на окружающих с видом дрессировщика. Крупные черты лица, большой нос, глубокие залысины и слегка вьющиеся волосы до плеч, делали его похожим на странствующего рыцаря или гастролирующего циркача.

— Забрал у одного кента, — пожал я плечами. — Но я не поэтому пришёл. Сказать кое-что хочу.

— Где Мотя? — заорал вдруг Сафир, и все вокруг забегали и засуетились.

— Говори пока, — кивнул он, а сам продолжал наблюдать за своими подопечными.

— Вова Голод, — произнёс я и замолчал.

Сапфир сразу позабыл о своих дружках и уставился на меня.

— Ну? Вова Голод. А дальше?

— Синица…

— Чё за синица?

Блин… или Скворец? Нет, Синица.

— Есть у тебя такой человечек.

Я обернулся, проверяя, не слышал ли кто того, что я сказал.

— Пойдём, — кивнул мне Сапфир.

Он встал и быстро пошёл в сторону выхода. Я последовал за ним. Навстречу боссу бросился хлыщ, встречавший меня. Сапфир нетерпеливо отмахнулся и походкой Петра Великого выскочил из кафешки.

Когда мы выходили из дверей, ко входу приближался Мотя.

— Сапфир, Сапфир! Это ж этот, как его, который пацанов-то.

— Иди там подожди, — бросил на ходу шеф и, не сбавляя темпа прошагал дальше.

Он приблизился к тёмно-зелёному мерину и открыл дверь.

— Садись, — мотнул он головой в сторону пассажирского сиденья, а сам забрался за руль.

Думаю, это была единственная иномарка во всём Верхотомске. И кому же ей было принадлежать, как не этому любителю красивой жизни. Он повернул ключ в замке и мотор послушно заработал.

— Сейчас тепло станет, — кивнул он, двигая ручки печки.

— Крутая тачка, — похвалил я. — В-120, что ли?

— В-123, — с превосходством, гордостью и пренебрежением ответил он. — Рубишь что ли?

— Нет, не особенно.

— Ладно, давай, баклань. Сказал «А», рисуй и «Б». Только хорошо подумай, прежде чем продолжить.

— Вообще-то думать уже поздно, — усмехнулся я. — Синица тебе принёс ствол, так?

— Ты не спрашивай, а излагай. Греми погремушкой.

— Красивый ствол. Американский. С гравировкой. Любому понравится.

Сапфир повернулся ко мне всем корпусом, положив локоть на баранку. Он прищурился и подался вперёд.

— Мне ты не нравишься, — прошептал он.

— Сказал, что ствол чистый, что привёз его генерал из Вьетнама, да?

Глаза Сапфира превратились в узкие-преузкие щёлочки. Он отстранился, приваливаясь к спинке и не сводил с меня глаз.

— Но только это полная хрень. Враньё.

Сапфир продолжал молчать.

— И на этом стволе три мента и ещё куча всего. Ты человек кручёный, но если на этой неделе тебя возьмут с этой пушкой, хрен ты соскочишь, раскрутишься на полную катушку и поедешь за чужую мокруху лямку тянуть. В лучшем случае.

На скулах у Сапфира заиграли желваки. Заволновался сердечный. Ну, ещё бы. Он протянул руку и щёлкнул кнопкой радиоприёмника. Тот мгновенно отозвался, словно ждал, когда ему предоставят слово:

Ленточка моя финишная!

Всё пройдет, и ты примешь меня,

Примешь ты меня нынешнего…

Нам не жить друг без друга!

— Сука, — едва слышно прошептал вор и снова щёлкнул переключателем, запуская кассету.

Будь проклята ты, Колыма,

Что названа Черной Планетой

Сойдёшь поневоле с ума

Отсюда возврата уж нету…

Вещая магнитола, блин. Я чуть не заржал, но вовремя сдержался. А вот Сапфир не сдержался и вырубил аппарат, шарахнув кулаком по кнопкам.

Я, конечно, сгущал краски, рисуя эти ужасные картины, но в принципе говорил почти всю правду. История действительно была практически такой. Итог, правда, в реальности получился немного другим. От пистолета Сапфир отбоярился, потому что он был не у него в момент облавы. Но, схватив за горло, его уже не хотели выпускать и нарисовали два года за какую-то хрень.