Шрифт:
— Сколько лет дружбану твоему? — поинтересовался я.
— Дофига уже, — пожал он плечами.
— Дофига? А вы не гомики, случайно?
— Это чё значит? — спросил он так, что мне стало стыдно.
Парень не знал, что это такое. Я не ответил.
— Примерно, как тебе.
— Что как мне?
— Лет ему столько же примерно. Он на химкомбинате работает.
Я хмыкнул. Не знал, что мне лет дофига уже. Саня подошёл к печке и по-хозяйски заглянул, потом зачерпнул совком уголь из ведра и закинул в топку.
— Мы музыку слушаем, ну и так… ерунда всякая, курим там… Он один живёт. Балдеем тут иногда.
— Крутые перцы со своей хатой что ли?
— Как-как? — ухмыльнулся он. — Крутые перцы? Точняк. Хочешь Высоцкого послушать?
— Можно, — кивнул я. — Когда дружбан твой вернётся?
— Да скоро уже. Он в ночь был, просто днём ещё дела кое-какие. Так что, наверное, скоро будет.
Саня подошёл к полированному комоду, взял плоскую картонную коробочку, достал из неё пластиковую катушку и установил на стоявший тут же магнитофон, «Комету» или «Ноту».
— Что за аппарат? — спросил я.
— «Комета» двести девятая. Классная.
Он заправил ленту, протянул её и намотал ярко-розовый кончик на пустую катушку. Провернул её пальцем и нажал кнопку. Раздалось шипение, а потом зазвучала известная всей стране гитара.
Я кричал: 'Вы что там, обалдели?
Что ж вы уронили шахматный престиж!
А мне сказали в нашем спортотделе
Ага, прекрасно — ты и защитишь!
Но учти, что Фишер очень ярок,
Он даже спит с доскою — сила в ём,
Он играет чисто, без помарок…
Ну и ничего, я тоже не подарок,
И у меня в запасе — ход конём…
— Слышал такую? — спросил Саня, довольно улыбаясь.
— Я все слышал, — кивнул я и опустился на диван. — Так кто твой батя? Голод что ли?
— Голод? — удивился он. — Нет. Храп.
— Не знаю такого, — пожал я плечами.
— Ну как… такой… — он нарисовал указательными пальцами два полукруга под глазами. — На бульдога похожий. Храпов фамилия. Вот и Храп.
— Понял… Он не хотел, кстати, чтоб у него в гараже Керн меня допрашивал.
— А-а-а, — протянул он. — На него похоже. На батю моего.
— Уборку делать не любит? Или не хотел, чтобы ты видел?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Наверно уборку….
— А ты?
— Чего?
— Ты так и не сказал, почему решил мне помочь.
— А чё говорить-то? Ты вроде нормальный дядька.
Дядька, значит…
— Я вообще, — продолжил он, — не хочу со всем этим дел иметь. Не хочу, чтоб у меня дома постоянно кто-то орал от боли. Так что, восемнадцать исполнится, пойду в армию, оттуда в училище военное и всё, ищи ветра в поле. Служу Советскому Союзу. Мне эта жизнь бандитская вот уже где.
Он провёл ребром ладони по шее.
— Не хочешь, значит, трудовую династию строить? — хмыкнул я.
— А она не трудовая. Вон, мать из-за этого всего раньше времени…
Саня замолчал и махнул рукой.
— Ты в каком классе учишься?
— В девятом.
Мы помолчали.
— А если батя узнает, что это ты мне помог?
— Да похер. Он и так поймёт. А вот если Голод догадается… вот тогда херово будет. Он нам всё перевернёт. С ног на голову поставит.
— Головорезов своих натравит?
— У него только Керн головорез. И то, если выживет. Да ещё батя мой. Ну, и шваль всякая.
— Да ладно. Сегодня я сам видел пятерых крепких парней.
— Эти да, но они редко появляются. Приезжие какие-то. Неместные они. Три дня по дому ошивались, но как приехали, так и уедут. Затевают что-то, вот и припёрлись. Типа сходки у них было. Но они сегодня свалят, так что мне они вообще до фени.
— А мент?
— Милиции не было. Мента я бы запомнил.
М-да… мент был, ещё как был. Аж из самой Москвы приехал. И в покое он меня не оставит. Бабки Кофмановские житья ему не дадут. Это точно. Голод тоже просто так это не забудет. И людишки ради такого дела у него найдутся. Так что сегодня я ушёл, а завтра опять могу у них оказаться. Значит, проблему надо решить, причём окончательно и бесповоротно. Нужен был ход конём, одним словом.
Мы ещё некоторое время поговорили, а потом пришёл дружбан. Алик. Усатый чувак, недавно вернувшийся из армии и работающий на заводе аппаратчиком. Как я понял, дальний родственник Саниной матери. Предки спились, и он остался один на один с этой жизнью.