— Далеко ли пойдём, папаша? — довольно развязно спросил я и усмехнулся.

Этот дядя мне совсем не понравился, так что играть по его правилам я не собирался и намеренно его злил, чтобы вывести из равновесия. Это было не столько ребячество, сколько желание выбить из привычного и комфортного положения и перевести в позицию реагирующего, а не задающего направление.

— Что?! — возмутился он. — Во-первых, я вам никакой не папаша! Что за фамильярность! А, во-вторых, немедленно поднимайтесь и марш за мной.

— Ой, да что же вы, товарищ, сердитесь сразу, — подскочила к нему Настя и буквально прикрыла меня своей грудью.

На Настины кровь с молоком пришелец, кстати, среагировал и на мгновенье утратил нить разговора. Впрочем, тут же оправился и снова обрёл целеустремлённую уверенность.

— Вставай, говорят тебе! — немного возвысил он голос.

— Некультурно ведёте себя, — помотал я головой. — В советском обществе так не принято. По передовому советскому этикету незнакомец, ввалившийся в чужой дом, должен представиться и сказать, чего хочет. А уж потом только переходить на начальственный тон и начинать прикрикивать.

От такой наглости начальствующая особа побагровела и даже задохнулась.

— А вы что, Андрей Петрович, не знаете товарища? — наивно и удивлённо спросила Настя.

Я чуть не рассмеялся.

— Выглядит знакомо… — нахмурился я, пряча усмешку и рассматривая визитёра, как картину в галерее.

— А вы кто? — обратилась к нему Настя.

Давид крутил головой и хлопал глазами.

— Я знаю! — воскликнул я, ударяя тыльной стороной руки по ладони. — Это же Брежнев! Леонид Ильич!

— Как?! — ахнула Настя и глаза её округлились до невозможности.

— А ну-ка, прекратите! — рявкнул начальник. — Я от Кофмана! И нам нужно поговорить! Конфиденциально!

— Да вы присаживайтесь к столу, — примирительным тоном предложила Настя. — Покушайте с нами.

— Одевайся и выходи!

— Вы меня извините, — вздохнул я, — у меня постельный режим. Я тут недавно один с тремя хулиганами дрался.

— Да, — подтвердила Настя. — Меня спасал!

— Теперь прикован к постели. Далеко ходить не могу. На машине тоже ездить не могу. Сразу тошнить начинает и рвать, простите за подробности. Так что, если хотите поговорить, говорите здесь.

Я от этого разговора ничего хорошего не ждал и обсуждать выдуманные отношения с дочерью директора гастронома мне не улыбалось. Тем более, обсуждать вот с этим дядей начальственного вида. Даже несмотря на то, что никаких отношений не было и не планировалось. Посланец Кофмана надул щёки и долго не отвечал, пронзая меня жалами своих глаз.

— Давайте выйдем! — наконец заявил он. — Не здесь же, в конце концов!

— Ну, хотите, пойдём в курилку. Иного места для переговоров я предложить не могу. Кафетерия у нас нет.

— Жду в коридоре, — недовольно выдохнул он и, резко развернувшись, вышел в коридор и громко затворил за собой дверь.

— Поесть не дают, — покачал головой Давид.

— А кто это Кофман? — простодушно спросила Настя.

— Оу! — многозначительно протянул я и поднял палец вверх. — Большой человек из Москвы.

— А чего ему от тебя надо?

— Хочет мне условия продиктовать. Ладно, пойду послушаю.

Я вышел в коридор, как был, в тапочках. Посланец Кофмана сразу это заметил и недоумённо на меня посмотрел.

— Пойдёмте туда, — махнул я рукой. — Курите?

Он промолчал и, грозно посапывая, двинул вслед за мной. Крепко пахнуло одеколоном.

— О, инвалид головного мозга пришёл, — обрадовались нам мужики.

Было их трое, но надымили они, хоть топор вешай. Появление благоухающего Шипром начальника они не прокомментировали.

— Жаров, ты куришь что ли? — изучающе глянул на меня Артёмыч, пребывая, кажется, в расслабленно-приподнятом состоянии духа.

Курилка располагалась на лестничной клетке на полуподвальном уровне. Окна были открыты, но я уже пожалел, что пошёл сюда.

— Нет, Артёмыч, — ответил я. — И другим не советую.

— Праильно, — излишне глубоко кивнул он. — А мужчина?

— Курит, — нехотя проронил посланец.

— Ну, пусть тогда угостит рабочий класс. Прослойка, мля, интеллигентская.

Двое других мужиков тихонько засмеялись. Начальник бросил на меня звериный взгляд и достал пачку Мальборо.

— О!!! — округлили глаза представители пролетариата, разбирая сигареты.

Прослойка недовольно крякнула.

— Не, я понимаю Жаров, — сказал один из работяг. — Посмотришь, сразу видно, прослойка. Тощий, жрёт мало, работает много и всё головой!