На хрена? Это уже другой вопрос и, кажется, риторический.

Вообще много чего сможешь. Нет специального возраста, в котором что-то своевременно.

Если тебе сейчас шестнадцать – не бойся, всё будет.

Если тебе больше – тоже не бойся, всё тоже будет.

Куда оно денется, в конце концов.

– Доктора, у меня уже три года диабет, месяц кружится голова и тошнит, неделю назад обожгла ногу, всегда болит всё. Но глаза болят сильнее всего, глаза мне полечите!

– Что же вы только сейчас-то дошли до нас?

– Ну, как стало очень больно глаза открывать, так я пришла. Детей было не с кем оставить, и кукурузу сажали.

Дети в количестве четырёх штук крутятся тут же, лезут на стулья и под стулья, моргают глазёнками на врача. Даже не всматриваясь, видно, что у них глаза красноватые.

У матери же почти однотонные кровавые комочки вместо белков и притаившиеся в уголках глаз коричневато-бурые наросты в форме мушиных крылышек – птеригиум.

– Работаете где?

– В поле овощи сажаю и на рынке продаю.

– На рынок как добираетесь?

– Пешком или на флитере, когда много нести.

– Понятно.

Из горных деревень до ближайшего городка не проложены дороги. Они пробиты в горах, в камне и оттого с годами не утрамбовываются, а крошатся. Каждая флитера тащит за своими колёсами плотный шлейф песка и пыли, словно залежавшиеся ковры выхлопывают. Единственное, чем местные жители защищаются от этого, – жмурятся.

Пешеходных троп отдельных здесь не водится. Так что и те, кто не может себе позволить поездки на флитере, – всё одно идут вдоль этих же пыльных клубов и красными глазами высматривают, куда ставить ногу при следующем шаге.

Врач идёт в аптеку клиники, выносит глазные капли и мазь. Рассказывает пациентке, как правильно промывать глаза себе и детям, в какое время лучше капать и мазать лекарствами.

Спрашивает телефон, записывает его под …дцать каким-то номером на лист, чтобы позвонить ей через несколько месяцев, когда в клинику приедет офтальмолог.

А пока просто капать и мазать.

Несколько штучек малины дали, но всё ж таки.

Ну а что, между прочим, найти здесь малину – редкость.

На рынке, вероятнее всего, её вовсе не увидишь. Если только в крупных городах в супермаркете и за большие деньги. Так что в качестве подарка очень даже неплохо.

Вообще, пациенты периодически приносят для клиники то тортильи, то рис с молоком, кто побогаче – бананы или манго, кусочки курицы.

Здесь у деревенских жителей в доме часто вообще нет денег. Совсем.

Ни оплатить приём врача, ни купить лекарство, ни давление измерить (да, в местных аптеках это можно сделать только за деньги – 30 кетцалей, примерно 300 рублей), ни вызвать флитеру. Они приходят пешком в нашу клинику, где врачи-волонтёры бесплатно принимают и выдают необходимые препараты.

Но нет денег не означает – нет благодарности. Вот и приносят продукты.

Так что, если когда-нибудь мы тут чем-нибудь отравимся, то с благодарностью. Зная, что здесь любые продукты достаются огромным трудом и часто их не хватает, – вдвойне с благодарностью.

Пусть это и не всегда вкусно, всё равно.

За почти три месяца в гватемальской деревне я:

– один раз увидела, как отец поцеловал сынишку в макушку;

– один раз услышала, как мать сказала ребёнку «любовь моя», и дважды, как пела песенку;

– три раза заметила, как родители пытались держать малыша за ладошки во время процедуры.

И много раз наблюдала другое всякое.

Как врачи спрашивают, сколько дней ребёнка тошнит, а родители вопросительно смотрят друг на друга, на сына, снова друг на друга.

Как матери не могут ответить, сколько времени кормили дитё грудным молоком.

Как на приёме в нашей клинике узнают, что ребёнок умеет рисовать, и хорошо.

Здесь очень иллюстративно видна отдельность детей и родителей. Случайность их в жизни друг друга. Здесь мало кто хочет и ждёт детей. Они появляются сами. И живут сами, ну, почти.

Я не думаю над тем – хорошо ли, плохо ли это. Я больше думаю над тем, почему оно так.

Есть идея, что люди мало знают о себе. И ещё меньше знают о том, что делать с маленьким существом рядом с собой.

Максимальное проявление заботы у местных родителей – это тепло одеть ребёнка. Одеть на холодную ночь, забывая, что жарким днём стоит снять часть одежды. Потом приносят этот взмокший горячий комочек в клинику. И очень удивляются, что не болен, а нужно просто переодеть. И смотрят на ребёнка по-другому уже, как на кого-то чуть более знакомого.