Смешок, вырвавшийся из мужчины напротив, заставил Сергея Францевича прервать свою мысль, он хитро улыбнулся и продолжил:

– Именно. Ты… я даже не знаю… На совершенно другом уровне, что ли. Я человек, далекий от вооруженных сил. Служил, конечно, как и все в свое время. Очень давно. Да и… в основном лопатой махал. Поэтому даже не представляю, где и как готовят таких… специалистов. Но я слукавлю, если скажу, что меня не распирает от любопытства.

– В аду, – произнес мужчина так, словно слова причиняли ему нестерпимую боль. – В настоящем аду, где калечат не только тело, но и твою душу. Где тебя выворачивают наизнанку, а потом израненного, когда ты перестаешь приносить результат, просто выбрасывают.

Мужчина схватил бутылку и до краев наполнил свой бокал, после чего одним махом заглотил все содержимое. Сергей Францевич округлил глаза, наблюдая за таким расточительством непомерно дорогого элитного напитка.

– Очень… поэтично, – выдохнул Сергей Францевич.

– Твоя дочь… – начал мужчина, после того как сдержал «расплату» за свой громадный глоток. – Она… незрячая?

– К несчастью, да, – грустно ответил Сергей Францевич.

– С рождения или…

– С рождения.

– Ясно, – кивнул мужчина.

– София… – Сергей Францевич, убрав со стола пустую бутылку, наполнил оба бокала из новой, менее дорогой бутылки. Мужчина подвинул свой стакан ближе к себе, но пить не стал.

– Когда она родилась, – с трудом продолжил Сергей Францевич, откинувшись в кресле, – и я узнал, что она родилась такой, часть моей души… умерла.

Сергей Францевич кинул быстрый взгляд на собеседника, а после вновь уставился в пол.

– Я бизнесмен. Живу в движении, иначе не выжить. Постоянные встречи, поездки и прочие вытекающие. В сутках не хватало часов на все, иногда даже чтобы просто перекусить. Но я всегда чувствовал себя живым, несмотря ни на что. Во мне будто бы был встроен миниатюрный атомный реактор, который подпитывал меня. А там, в роддоме, впервые взяв на руки свою малышку, взглянув в ее чудесные, но… мертвые глазки, я…

Сергей Францевич опустил взгляд в пол. Его ладони легли на макушку сверху.

– Я сломался, – наконец выдохнул он. – Я часто сталкивался с трудностями и всегда находил решение, но тут – я был бессилен. Я не знал, что делать. Меня раздирали гнев, злость и собственная беспомощность, а еще… чувство вины. Мы, я и моя жена, подарили этой девочке жизнь. Мы привели ее в этот и без того жестокий мир – слепой. На свете столько всего прекрасного, а она ничего этого не увидит.

Сергей Францевич промочил горло глотком виски и продолжил:

– Но… – неожиданно улыбнулся он. – Эта девочка – удивительна. Поначалу было очень тяжело. Мы не знали, что делать, как ее растить и чем помочь, но потом… когда она стала старше, – все изменилось. Честно? Я постыдно сомневался в ней. Я думал, что она, замкнувшись в себе, станет изгоем в мире зрячих людей и ее жизнь будет невыносимой. Я ошибался. Девочка удивила нас всех. Со временем она…

Сергей Францевич запрокинул голову и уставился в потолок. Он долго молчал. Мужчина напротив него сидел точно камень, продолжая рассматривать рисунки текстуры дерева, из которого был сделан стол. Он внимательно слушал Сергея Францевича, хоть со стороны могло показаться иначе.

– София день за днем нас удивляла. И каждый день словно очищала от тьмы, что осела тяжким грузом в наших сердцах и медленно разъедала души. Она освободила нас от чувства вины. Не сразу и не до конца, но этого хватило, чтобы стало легче дышать. Тебя, наверно, интересует, как же она это сделала?

Сергей Францевич взглянул на мужчину. Тот, не отрывая взгляда от стола, пару раз кивнул.

– Я думал, активность незрячего ребенка будет минимальной – по очевидным причинам, – улыбнулся Сергей Францевич. – Но как же я ошибался. София была энергичным ребенком. Любознательной и активной. Она была живой, веселой и светлой. Даже повзрослев и начав осознавать, что она не такая, как все, София не потеряла эти качества. В придачу, видимо извиняясь перед девочкой за ошибку, не знаю, судьба или Бог, одарили ее сильным характером и острым умом. У нее был «хребет», которому многие мужики позавидуют. Стальной стержень внутри не давал ей отступить или сдаться, когда было очень тяжело.

– Я успел познакомиться с ее характером, – тихо произнес мужчина. – Вместо простого «спасибо» она накричала на меня и несколько раз обозвала.

– Да, очень на нее похоже, – с грустью в голосе произнес Сергей Францевич. – Этот лед в ее сердце накапливался там годами. Он – следствие тяжких попыток уживаться на равных со зрячими людьми. Девочка сталкивалась с многочисленными издевками и травлей со стороны других детей и взрослых. Как бы она ни старалась, многие до сих пор относятся к ней как к заразному уродцу. Столько раз мое сердце разбивалось на миллионы маленьких осколков. Столько раз его пронизывала острейшая игла, сотканная из самых обычных слов, небрежно брошенных посторонним. Будь то ребенок в магазине, дергающий маму за рукав в попытке указать на чудовище. Или взрослый чуть громче обычного высказался, сидя с друзьями в ресторане. А ведь София лучше моего слышала все это.

– Обычное дело, – кивнул мужчина.

– К сожалению, да, – согласился Сергей Францевич. – А что ты?

Его взгляд устремился на мужчину, который сидел рядом.

– Ты считаешь ее уродом?

– Не знаю, – спокойно ответил мужчина. – Я не знаком с ней близко, чтобы дать уверенный ответ. Люди разные, и у каждого свои демоны и тараканы внутри. Кто-то уживается с ними, кто-то подавляет, а кто-то проигрывает свой бой, и они вырываются на свободу. Те трое, что решили напасть на беззащитную девушку ночью, вот кто настоящие уроды. Насилие над слабым – очевидный факт внутреннего уродства. А слепота вашей дочери – просто то, что есть. Это не следствие ее выбора, не проявление малодушия и не желание потакать низменным инстинктам.