Шрифт:
Поднявшись со стула, я посмотрела на грудничка, наконец, занявшегося сосанием своего большого пальца. Сердце защемило в груди от осознания, в каком отчаянном положении находилась эта семья.
— А тебя как, красавица, зовут? — обратилась я к малышке, которую повстречала на улице.
— Ивет, — пропищала она боязливо.
— Вот что, Ивет. Пойдем, покажешь нам с дядей Эроном продуктовые ряды. Мы могли бы и сами, но ты ведь наверняка знаешь, в каких лавках твоя мама продукты брала, а денег расплатиться не было?
Больше говорить не хотелось. Выйдя на улицу, вдохнула полной грудью наполненный весенней чистотой воздух и зашагала вслед за малышкой, юркнувшей вперед меня.
Описывать все наши похождения не буду. Скажу коротко. Выплачивая долги Лакрес (оказалось, так звали мать-героиню восьмерых детей) мне пришлось изрядно потрясти запасами ридикюля. Вдобавок накупила продуктов, не оставлять же детей голодными.
Но именно в пятистах метрах противоположной улицы я обнаружила то, чем были заняты мои мысли в последнее время. Отправив в дом вдовушки Эрома обвешанного со всех сторон продуктами, выпрямив спину, засеменила к трактиру «Черный Эдельвейс».
«Хм. Интересно, чего это символ любви и верности в черный цвет обрядили? А хотя чем романтичнее название, тем оно быстрее запоминается».
Толкнув дверь, осторожно переступила невысокий порог и сморщила нос от витавших в воздухе запахов разлитого пива, кислого вина и затхлости помещения. Посетителей не наблюдалось, да и немудрено, основная масса повалит вечером.
— Э-э-э…
Только и смог при виде меня выдать вышедшей из подсобки мужчина. Не обращая внимания на его ошарашенный вид, я со знанием дела стала обходить и осматривать огромный зал, в котором находилась. И с ужасом подсчитывала, сколько придется вкладывать в заведение, прежде чем оно примет более-менее подходящий вид для моего выступления.
— Леди что-то желает?
Наконец, нашел, что сказать склонившейся в поклоне обслуживающий персонал питейного заведения.
— Леди желает поговорить с хозяином этой шараги, — очертив ридикюлем зал, в ожидании посмотрела на удивленного мужчину.
— Я вас слушаю, — после некоторой заминки вымолвил хозяин заведения, посмотрев на меня недружелюбно.
Да оно и понятно, родное дитя шарагой обозвали.
— Не обижайтесь, милейший. Но вашу таверну по-другому и не назовешь. Кругом грязь, антисанитария и вонь.
— Простите, что вы сказали, анти?..
— Антисанитария. Ай… Бросьте. Не заморачивайтесь. Хотите вечерами подсчитывать не медяки, а серебро и золото? Тогда у меня к вам дельное предложение…
Хозяин кабака, выслушав меня внимательно, почесал грязной пятерней затылок.
— Одного не пойму, вам-то это зачем? Вы — леди красивая…
— Еще слово, и я из тебя дух вышибу. И не смотри, что я худенькая и росточкам невелика.
— Да я и не хотел вас обидеть. Понять пытаюсь.
— И не пытайтесь. Мне с вас нужно только согласие и молчание.
— Ну, чего сказать?.. Дела у меня и правда идут плохо. Пришлось самому заняться обслуживанием клиентов. Не поставлю же я своих девок. А Единый сыновей не дал. Простите, но мне как-то страшновато от того, что вы будете здесь петь. Мужики перебьют здесь все, деля вас. Уж простите мне мою откровенность.
— А вы не бойтесь. Защита у меня такая, что мужики будут сидеть тише воды и ниже травы. И подумайте, что вы теряете? Таверна как была ваша, так и останется. Мне пойдет только тридцать процентов от выручки. Ну, а если дела не пойдут, то вы все равно остаетесь в выигрыше. Ремонт оплачиваю я.
В очередной раз почесав затылок, Энзо Калинских согласился на мои условия. Мы договорились встретиться завтра.
— Стряпчего привезу прямо сюда, здесь составим и подпишем договор, — сказала я остановившись у выхода.
Выйдя из таверны, подняв голову, посмотрела на вывеску. Подмигнув «Черному эдельвейсу», заспешила в дом вдовы, думая о том, что Эром, наверно, от детского шума с ума сошел.
Открыв дверь и прикрыв ее, я замерла, смотря на поникшие широкие мужские плечи. Подняв голову, слуга, изменившись в лице, сбивчиво заговорил:
— Леди Киара… Леди… Я не понимаю, что происходит. Дети поели, легли на кровать и затихли.
— Не переживай. Так бывает, когда долго голодаешь.
— А почему они голодают?
— Как тебе объяснить… — я задумалась.
Обучая Эрома грамоте, не задумывалась о таких простых вещах как покупка продуктов, семья, работа, дети. Понимаешь, у этой большой семьи был кормилец. Он умер. А его жена не может прокормить такую ораву детей. Замуж ее вряд ли возьмут, кому захочется хомут из восьми детей на шею вешать. Жизнь в городе слишком дорога. Не можешь прокормить себя, иди в услужение к графам, а это вечная кабала, из которой им уж точно не вырваться. А Лакрес хочет, чтобы ее дети были свободными, вот и тянет жилы. Продать дом и уехать искать другую долю, по всей вероятности, не хочет. Да и где эта лучшая доля? На этот вопрос, пожалуй, один Бог знает ответ.