А я и сама в какой-то момент загорелась любопытством и предвкушала встречу с виноватым взглядом Маджонского. В лучшем случае склочная старуха отфигачит внучка костылем, в худшем — запрет в комнате и решетки на окна поставит.

Как же томителен был следующий день. Мыслями отвлеклась лишь на репетиции новой песни «Ксюша». Мы же ничем не хуже Алены Апиной? А чтобы посетители не скучали, будем поддерживать их веселое настроение. Пока ударяла палочками с шарообразными наконечниками по деревянным брусочкам ксилофона, пришла мысль о подтанцовщиках и создании молодежной рок-группы. Столько идей, а здесь замуж позвали.

Хихикнув, отложила в сторону молоточки и, пританцовывая, запела песню «Лучший». Конечно, до голоса моей любимицы Тины Тернер я недотягиваю, да это и неважно, главное настрой. Впервые пела на английском языке. Мой коллектив был шокирован всего несколько минут. Первым по тарелкам застучал Одон, его поддержал Анвар, а за ними и все остальные. И хоть получалось у них играть кто в лес, а кто по дрова, зато я раза три прерывала песню от смеха.

— Все, мои дорогие, репетиция окончена! Прошу вас ко мне в гримерку за премиальными.

Улыбнулась наступившей тишине и медленно стала подниматься по ступенькам лестницы.

— А премиальные большие будут? — опомнившись, спросил Одон.

— По десять золотых.

Девушки взвизгнули, а парни ринулись мне вслед.

Оказывается, когда отдаешь от души, заряжаешься положительными эмоциями. Столько радости, слез счастья и благодарности в глазах моего родного коллектива я давно не видела.

В предвкушении открывала сегодняшний музыкальный вечер в таверне. И с каждым пройденным часом в моей груди все больше зарождался страх, что в какой-то момент я повела себя неправильно. Слишком долго выжидала. Расставила капкан, а жертва, словно почуяв опасность, увильнула из-под самого носа. Оба Сиятельных лорда сегодня не появились. Что стало причиной их неявки, нетрудно было догадаться.

Стараясь не показывать своего настроения, продолжала петь, улыбаться, вынашивая в голове очередной план мести. Но, видно, Единый сегодня был на моей стороне.

Дирван вошел в таверну за полчаса до закрытия. Остановившись на ступеньках крыльца, окинул зал безразличным взглядом.

К нему тотчас подошел подавальщик. Кланяясь, он пригласил графа пройтись к забронированному им столику.

Старалась ничем не выдать своей радости, продолжила петь. Боясь сбиться с текста песни, чуть не кричала: «Один!». Да, в такую удачу верилось с трудом.

По отрешенному взгляду васильковых глаз поняла, что семейство Маджонских, скорей всего, хорошо проветрило мозги своего отпрыска. Сидит, попивает вино и делает вид, что вчера не падал передо мной на колени.

В какой-то момент Дирван увидел устремленные в его сторону заинтересованные мужские взгляды. Маджонский мгновенно напрягся. В очередной раз окинув зал бегающим настороженным взором, поставил бокал с недопитым вином на стол.

Когда он встал и направился на выход, мое сердце застучало так глухо, что, казалось, в такт его биению дергается лиф платья. Мысли были заполнены лишь одним: «Уйдет, уйдет, уйдет… нужно удержать». И с моих губ машинально сорвался напев:

— Ла-ла, ла — ла…

От того, как дернулись широкие плечи убийцы, в ушах появился звон.

Хорошо коллектив быстро перестроился под мою новую песню. А я, с трудом сглотнув сдавивший горло комок, начала петь:

«Мы поняли с тобой, что не нужны друг другу.

Мы поняли с тобой, что между нами вьюга.

Ни летом, ни зимой, нам вместе не согреется

Безжизненно стучат не любящих два сердца».

Надрываясь, с холодом в голосе шепчу строчки песни: «Безжизненно стучат не любящих два сердца».

Трепещу, не спуская взора с окаменевшей фигуры у входа. И Дирван не выдерживает, поворачивается, и мы встречаемся взглядами:

Его — колючий, без каких-либо зачатков влюбленности, бегающий по моему лицу в попытке распознать знакомые черты Ливин Корхарт.

Мой — впившийся, гипнотизирует и не выпускает из поля зрения жертву.

Слова песни в очередной раз срываются с моих губ:

«Мы поняли с тобой, что стали вдруг чужими.

Холодную зимой метель нас закружила.

В сердцах холодный лед уж больше не растает.

В сердцах холодный лед».

«Лед, лед, лед», — шепчу я, успокаивая удары своего взбесившегося сердца, замедляю ритм. Перед убийством разум должен быть холоден. Все, жертва поймана на крючок, и соскочить с него она ни в коем случае не должна. Не выпускаю из поля зрения убийцу и наслаждаюсь чуть побледневшим лицом и непониманием в глазах.

Мои губы в ответ расходятся в приторной улыбке, а взгляд глаз, пронизывая насквозь душегуба, говорит:

«Это Я. Та, которую ты насиловал, а потом убил. Но ты так думал. А я жива. Я стою здесь, перед тобой».