Яра гордо посмотрела на меня и расплылась в улыбке, а Шейн сжал челюсти и отвернулся.

— Ты не поработала над ним, а сломала ему мозги, Яра. И ты знаешь, что это запрещено, — раздался рядом спокойный и выдержанный голос командора.

Я встрепенулась и повернулась к нему. Слова застыли в горле. Хотелось спросить, как он, хотелось поблагодарить за то, что спас нас с Шейном. Но я почему-то, столкнувшись с ним взглядом, будто все слова растеряла.

— Тайен… — лишь смогла вымолвить.

— Тебе идёт новая причёска, Лили, — он мягко улыбнулся. В его глазах я заметила грусть. Наверное, его печалило то, что пришлось обмануть своих соплеменников, что пришлось их… предать. С какой стороны не посмотри, именно это они с Ярой сделали. Ради меня и Шейна.

— Спасибо, — вдох застрял где-то на полпути, и я, прикусив губу, опустила глаза.

Шейн подал мне руку, и я встала с кресла. Ни слабости, ни головокружения, к своему удивлению, не ощутила.

Сжав руки, мы с Шейном подошли к большому лобовому стеклу и посмотрели с замиранием сердца.

Вокруг простиралась бесконечность. Вселенная. Бескрайняя и удивительная. Пугающая и манящая. Миллионы ярких точек на чёрном шёлковом полотне, а внизу… внизу под нами была Земля.

В груди сдавило, когда я посмотрела на свою планету. Такую великолепную, такую родную и дорогую сердцу. Мы уже были далеко, и Земля казалась не больше баскетбольного мяча. Казалось, наклонись и возьми в руки.

Это был наш с Шейном дом. Дом, который мы больше не увидим никогда, никогда не сможем вернуться. Я это чувствовала, всем своим нутром ощущала, что сейчас прощаюсь со своей планетой.

Шейн сжал мои пальцы крепче. Я посмотрела на него и поняла, что он чувствует то же самое. Лицо казалось бледным, взгляд грустным.

— Думаешь, мы больше никогда её не увидим? — прошептал он.

— Я не знаю… — я ведь и правда не знала, а о своих ощущениях говорить не стала, не хотелось делать ему ещё больнее. Для Шейна вообще всё произошло слишком резко.

Он обнял меня за плечи и мы простояли так ещё долго. Просто стояли и смотрели, я даже не сразу заметила, что по щекам катятся слёзы.

— Как думаешь, наши родители любили нас? — вдруг спросил Шейн, и я представила, как сложно ему было произнести эту тревожащую мысль вслух.

— Думаю, очень, — я ответила честно, хотя у меня самой был период, когда я в этом сильно сомневалась. — Если бы мы были просто экспериментом для них, то не прожили бы столько лет в относительном спокойствии. Тайен сказал, что их никогда не забирали в программу “Источник”, данных о них в системе нет.

— Думаешь, их забрал кто-то другой?

— Или они ушли сами, чтобы не подвергать нас опасности.

У обоих на языке зависло непроизнесённое “бросили”. Кажется, будто сказать это вслух — всё равно что признать. Согласиться. А это очень больно. Всё, что мы с братом знали о себе и о своём мире, всё, во что верили — оказалось в лучшем случае полуправдой, если не полной ложью. А память о родителях, о их любви, оставалась тем оплотом, той самой незыблемой твердыней, за которую мы хватались, словно утопающие. И признать то, что и это, возможно, было ложью, было невероятно болезненно. Разрушающе болезненно. Ибо во что тогда нам оставалось верить?

— Может, это был единственный способ уберечь вас? — рядом встал командор, тоже глядя вдаль. — Простите, что вклиниваюсь в разговор. Мы с Ярой имеем основания полагать, что ваши родители находятся на Кроктарсе.

И я, и Шейн одновременно повернули головы и ошеломлённо посмотрели на командора.

— Вы знаете что-то ещё. — Медленно проговорил Шейн, и в его тоне я не услышала вопроса.

— Возможно, — кивнул командор, переведя взгляд на нас. — Но пока уверенности нет, одни предположения.

— Ты бы вряд ли сказал о них, если бы не склонялся к тому, что это правда, ведь так, Тайен? — я посмотрела ему в глаза и поняла, что права. Возможно, прямых подтверждений у него не было, но я видела, что он почти уверен был.

— Как я уже тебе когда-то говорил, Лили, мой народ давно потерял биологическую фертильность. Мы нашли способ продолжать род, но дети, зачатые и выращенные до года в пробирках, с каждым поколением становятся всё более бесчувственными.

— Не знаю, кому это помешало, — рядом материализовалась Яра и закатила глаза. — Мне было зашибись, пока не… — она посмотрела на свой живот, а потом на Шейна. — А теперь… я, мать вашу, уже раз пять ревела. Только за сегодня. Как дура просто.