С каждым вздохом, с каждым движением наших тел я всё больше и больше убеждалась, насколько всё это было между нами правильным. Оно словно вызрело, зародившись когда-то. Набрало силу, пройдя сквозь страх, боль, недоверие.

Я была безмерно благодарна Тайену за то, что ждал, за то, что не опустился до применения силы, хотя его метка требовала этого, сжигая его и принося страдания.

Боль уже ушла, оставив лишь лёгкий дискомфорт, который терялся на фоне невероятных ощущений от единения. По телу с каждым толчком бежали искры, метка на шее вторила этим импульсам, что рождались внизу живота. Ощущения встречались, сталкивались друг с другом и сплетались в невероятную сеть.

Наступил момент, когда это уже стало казаться нестерпимым. Невыносимым. И вдруг разрешилось…

Я не знала, как это можно было описать. Будто меня выбросило в космос и закружило, понесло со скоростью света сквозь Вселенную среди миллиардов звёзд и планет. Восторг, ликование, упоение, исступление — вот то, что я чувствовала. Вот, что значило оргазм — слово, которое я не раз встречала в литературе, в том числе в медицинской, и слышала в разговорах.

Он был великолепен.

Мне очень понравилось.

И Тайену, судя по всему, тоже. Он, всё ещё тяжело дыша, лёг рядом и подтянул меня к себе. Обнял и вдруг… улыбнулся.

Так неожиданно по-мальчишески, легко и непринуждённо. Словно не было за его спиной войн, вторжений, противостояний и дерзких побегов. Будто он не был командором, наместником Белой ветви, фицу Яжером.

Мне улыбнулся просто Тайен. Мой Тайен.

— Что? — спросила я, улыбнувшись, в ответ на его взгляд и улыбку.

— Ничего, — командор покачал головой, а потом склонился и поцеловал меня в губы. — Ничего, моя Лайлэйн.

— Назови меня так ещё раз, — попросила я, прильнув к его плечу. — Мне очень нравится, как это звучит.

— Моя Лайлэйн, — он повторил по моей просьбе, перекатывая моё имя на языке на кроктарианский манер. — Моя.

— Твоя, — я почувствовала, что он хочет услышать это подтверждение, нуждается, чтобы я тоже произнесла это. — А ты теперь мой, Тайен.

Командор мягко сдул волосинку с моего лба и замолчал. Я не видела, но чувствовала, что он улыбается.

— Лили, знаешь, что ты сейчас сделала, произнеся эти фразы, если исходить из древней традиции расы Кроктарса? — спросил как-то подозрительно вкрадчиво.

— Что? — я смотрела в потолок и гадала над ответом, но он меня, право, удивил.

— Ты нас обручила. Но знаешь, я только за.

— Ты уверен, что тебе удастся убедить твоего отца? — спросила я, прижавшись щекой к сильной груди Тайена. Осторожно, едва касаясь, провела кончиком пальца по переливающейся линии его спирита, и он мне тут же ответил более ярким мерцанием.

Тайен ответил не сразу. Он вздохнул, глядя в потолок, а потом нехотя произнёс:

— Не знаю, Лили. С отцом непросто. Всё, что связано с орденом Белой Лилии, его приводит в бешенство. Но я не мог позволить выполнить приказ Совета, я должен хотя бы попытаться поговорить с отцом.

— Он настолько не приемлет кровосмешение? — я наблюдала, как кожа на груди командора покрывается мелкими мурашками, когда я нежно перебирала по ней пальцами, будто на пианино. — Или дело в твоей матери?

— И то, и другое, думаю. Отец очень любил мать, это редкость для нас, а тем более для знати, и посчитал предательством её переход на конкурирующую сторону. Хотя орден и не претендовал на управление планетой, Совет решил, что они — угроза. Всё, что имеет идейную силу — угроза власти.

Интриги, идейные противостояния, борьба за власть — кроктарианцы мало чем отличались от людей.

Мне всегда казалось, что будь земляне едины, без деления на государства, национальности, религиозные течения и социальные касты — мы бы смогли противостоять вторжению. Будь мы единым крепким кулаком, мы были бы готовы. Действуй сообща десятки столетий, мы бы точно были готовы к угрозам извне.

А так… спорили, делили что-то, пока небо на нас не упало.

— А если всё-таки у тебя не выйдет? Мы обратимся к ордену? Белая Лилия примет нас?

— Я всё же буду надеяться, что отец услышит меня, Лили, — вздохнул командор, но мне что-то подсказывало, что сам он мало верил в удачу — в то, что его отец встанет на нашу сторону.

Командор перевернулся и навис надо мною. Посмотрел в глаза, заставляя тонуть в его взгляде. Вот он — мой космос. Мой полёт. Моя вселенная.

Он сказал, что я ненароком обручила нас, произнеся сакральные для кроктарианцев слова.

Это меня очень взволновало, но вместе с тем я почувствовала вдруг такое спокойствие, такую умиротворяющую радость. Это казалось очень правильным, естественным, будто так и должно быть. Словно на места встали частички пазла, который я давно не могла сложить.