– Я тебя понял, – мрачно промямлил Сапог. Тяжело вздохнув и посмотрев на часы, он неохотно вымолвил: – Ладно, выезжай тогда за мной. Я собираюсь и выхожу навстречу.

– Все, шеф, через пять минут буду у тебя, йеп.

Организатор кражи прекрасно отдавал себе отчет в том, что по-быстрому управиться со снятием аппарата с дерева у них вряд ли получится, а соответственно, оставить рабочее место ему придется минимум на час. При этом существовала большая вероятность того, что до истечения этого времени продолжившееся после переговоров совещание окончится, а по его душу после этого безотлагательно явится озверелая Виолетта, которая, не застав его на рабочем месте и вместо этого увидев только разбросанные по полу пивные банки, озвереет еще сильнее. Впрочем, иного варианта у него в любом случае не было: дрон с привязанной к нему добычей очень желательно было снять до начала ливня, который через рваный пакет имел шанс намочить влагочувствительную электронику. Дабы еще хлеще не раззадоривать Виолочку, он выбрал меньшее из двух зол и подумал, что будет лучше сразу же выдать свое отсутствие и запереть дверь в кабинет, чем оставить помещение открытым и таким образом позволить взбешенной руководительнице финансового подразделения вдобавок ко всему остальному уже случившемуся узреть еще и царившую на полу пивную анархию, устранять которую у спешившего на выручку пакету Сапожникова тогда попросту не было времени.

Аккуратно огибая валявшиеся повсюду алюминиевые банки, Энвидий подкрался к шкафу и накинул куртку, а затем, выйдя в коридор, закрыл кабинет на ключ. Спускаясь по лестнице к контрольно-пропускному пункту, он смотрел лишь себе под ноги и полностью был погружен в размышления о не предусмотренной по изначальному плану, но теперь так или иначе предстоявшей спецоперации по спасению рядового коптера. Сапожников был до того сконцентрирован на образовавшейся проблеме, что совершенно не заметил, как после очередного пролета он лицом к лицу столкнулся на лестничной площадке с поднимавшейся ему навстречу разыгранной компанией раздолбаев. Побледнев от такого конфуза, он застыл на месте как вкопанный, несуразно раскрыв рот в попытке сказать что-то в свое оправдание.

– Ну что, Сапог? Опрашивают мнение каждого сотрудника, говоришь, да? То есть, по-твоему, это смешно? – выразил свое возмущение один из раздолбаев. – Да ты вообще хоть понимаешь, как ты нас подставил?! Нас из-за тебя, идиота, чуть премии не лишили!

Почувствовав в тот миг, что сейчас его будут бить, но все ж таки вряд ли ногами, Эн принял единственно правильное решение и, растолкав руками жаждавших если не мщения, то по крайней мере извинений коллег, прорвался через компанию дальше вниз по лестнице.

– А не хрен курить в неположенных местах! – спустя пятнадцать ступеней отважно бросил вслед оставшимся наверху и уже ничего не способным ему сделать курягам пранкер.

Как ни в чем не бывало уверенной поступью приближаясь к КПП, воришка украдкой бросил взгляд на сидевших в своей коморке охранников с целью удостовериться в том, что у тех не было никаких признаков осведомленности о произошедшей перед их носом краже. Бдительные стражники рандомэксовского имущества, один из которых был занят решением кроссворда, а другой – игрой в телефон, не обратили на бандита ровно никакого внимания, лишь равнодушно на миг отвлекшись и подняв головы, чтобы узнать, кто именно идет, и не пора ли им (в случае приближения начальства) прерывать посторонние занятия и начинать заниматься имитацией бурной охранной деятельности. Увидев, что подступавший к посту охраны был не кто иной, как простой помощник сисадмина, они преспокойно возвратились к своим любимым хобби. Сапог же, увидев, что у высококвалифицированных секьюрити не было абсолютно никаких подозрений на его счет, проскочил через рамку металлодетектора и занялся саморефлексией, тоже в каком-то смысле вернувшись к своему любимому хобби.

«Да и вообще сами виноваты, по большому счету, – пытался найти себе оправдание Энвидий, покидая территорию завода через центральный турникет. – Надо же – поверили в демократию на предприятии с авторитарным режимом! Захотели учета мнения народа при деспотизме! А я еще при этом и идиот… Да нет, ребята, это вы идиоты самые настоящие!»

Выползя на улицу, самый умный сотрудник «РандомЭкса» хмурым взглядом окинул сгущавшиеся на небе такие же хмурые тучи и живо зашагал по направлению к сообщнику.

Finis sanctificat media.

Сапожников с боем прорывался к Рязанову вдоль тянувшихся по обе стороны дороги монотонных, своей серостью невольно вгонявших в депрессию и нагонявших тоску полос железобетонного «забора Лахмана» модели «ПО-2», в простонародье более известного как забор с ромбиками. Количеством различных оттенков серого с железобетонными плитами, ограждавшими территории разбросанных по длине улицы заводов и предприятий, могло потягаться разве что простиравшееся по соседству асфальтобетонное покрытие дорожного полотна, стабильно плачевное состояние которого, в свою очередь, могло потягаться разве что с состоянием подвески тех невезучих автомобилей, что вынуждены были регулярно по данному полотну ездить, чтобы доставлять своих водителей и пассажиров до места работы. Практически сплошные ограды с натянутой поверх плит колючей проволокой лишь изредка перемежались фасадами зданий и контрольно-пропускными пунктами со шлагбаумами или воротами. Гнетущая однообразная обстановка и депрессивный вид уходящих куда-то вдаль бесконечных серых полос непроизвольно навевали у Сапога аналогии с собственной черной жизненной полосой, вдруг резко начавшейся в обычное, не предвещавшее беды субботнее утро и вот уже третий день подряд упрямо не желавшей обрывать свое неумолимое течение подобно тому, как не желали того делать довлевшие над ним почти беспрерывные заборы.

Бой, который вел Энвидий, одолевая плиту за плитой, был ведом только ему одному и оставался незримым для внешнего наблюдателя, поскольку сражение происходило лишь в его голове. Вызвано оно было безжалостным крестовым походом, осуществлявшимся по приказанию жестокой судьбы против его психического здоровья. Разворачивавшиеся на его ментальном поле битвы захватывали дух своими масштабностью и эпичностью. Сражался иноверец, по традиции и привычке, сам с собой, а в роли рыцарей-крестоносцев выступали его собственные заунывные мысли, безысходная печаль и проснувшаяся под конец совесть. «Нет, ну это уже не смешно даже. Это насколько надо неудачником-то быть, чтобы в жизни такое говнище творилось без передышки три дня подряд? – убивался горемыка. – Сперва этот пазик с бабулей долбаной, потом в дерьмо собачье наступил, потом перед музыкантом этим уличным облажался, в этот же день еще и с велосипеда упал! Вчера сначала камеру не заметил, а после этого гитару дорогущую раздолбал в падении! Сегодня уже умудрился за несколько часов: на совещании обосраться при всем честном народе, случайно самого себя подставить с розыгрышем, так теперь еще и – как вишенка на торте или, вернее, как гвоздь в крышку гроба – коптер на дереве застрял! Сколько ж еще должно говна произойти, чтобы это все кончилось наконец? Чем я это все заслужил? За что мне это все, в конце-то концов?»

Бедняга мог бы еще очень долго заниматься саможалением, утопая в океане скорби и горечи, если бы не подъехавший на своей новой BMW X5 последнего поколения Родион, выдернувший увлеченно разглядывавшего забор приятеля из бездны отчаяния двукратной отрывистой подачей звукового сигнала. Разминуться по пути двигавшиеся навстречу друг другу подельнички не могли ни при каких обстоятельствах – из промзоны, где находился «РандомЭкс», вела всего одна дорога, оканчивавшаяся выездом на постоянно загруженную региональную трассу, соединявшую районный и областной центры. Потому как короткого прямого пути до опушки, рядом с которой произрастала злосчастная сосна, не было, чтобы добраться до нее, друзьям надо было сделать крюк, сначала преодолев пару километров по трассе, а затем в неприметном месте повернув в лес на ухабистую проселочную грунтовку. Сапог спешно обогнул блестящую черную бэху и залез на переднее пассажирское сиденье.