Командующий нидерландским подразделением ввёл вышеозначенное «правило четырёх» после того, как его коммандос столкнулись с неожиданно значительными проблемами, на казённом языке именуемыми «сговоры с целью осуществления террористической деятельности малым числом участников».

Отрядив птичку выслеживать нелегальные сборища, Йейтс послал в штаб-квартиру ВА ещё одно коммюнике, в котором сообщил о проделанных действиях. Сообщил чистую правду.

Получив коммюнике, в штаб-квартире связались с нужными людьми в службе трансконтинентальной рекогносцировки ВВС США. Симпатикам ВА из числа сотрудников СТКР передали гистограмму сигналов, испущенных яичными сенсорами, и настоятельно рекомендовали, во имя «духа сотрудничества», приложить всемерные усилия для «триангуляционного определения местопребывания террористов», с тем чтобы «избавить ВА от причиняемых ими досадных неудобств».

Так птичка летала от одного здания к другому, прочёсывая милю за милей, и время от времени откладывала яйца. Снеся третье яичко, дроноптица миновала высотное здание, где заметила птицу живую — ворона, неустанно сновавшего вокруг высотки. Ворон так напугался, столкнувшись с неопознанным летающим объектом, что не замедлил ретироваться под прикрытие крыши. Пронёсся по верхнему этажу, сел на перильца ограждения, огляделся и с облегчением увидел, что странная соплеменница с металлическими крыльями и стеклянной головой улетела прочь.

Но в дальнем конце террасы оказалось что-то ещё.

Кто-то ещё.

— Город мёртв.

Он сказал это громко, обращаясь к ворону. То был крупный чёрный ворон, севший на бетонные перильца, почти полностью уцелевшие на всём протяжении разгромленной террасы. Тридцатью этажами ниже простиралась затопленная улица, и в сумерках вода казалась индиговой.

Ворон нахохлил голову и посмотрел на говорившего. Дымок продолжал:

— Город мёртв, а я жив. Я — кто-то. Я всё ещё — кто-то. Я здесь, но мне от этого не легче.

Он обращался и к ворону, и к холодному влажному ветру, пахнувшему кислотой, точно протекающий свинцовый аккумулятор. Некогда по террасе пробежал мародёр, оставив отпечатки грязных подошв, и теперь морось понемногу размывала их края.

— Я всё ещё Дымок. Смок [1] . Джек Брендан Смок, Брендан Джек Смок, Брендан Джек Дымок, Дымок Джек Брендан... Какая разница? Зови меня в любом порядке. Думаю, слова теперь совсем ощелочились и размылись. Так-то, ворон. Будто...

Он помолчал, не соображая, говорит ли вслух или думает, и попытался понять, что из этого верно. Потом пожал плечами и заговорил снова:

— Будто у тебя котелок воды, и больше ничего. Тихой неподвижной воды. И вот ты роняешь туда, скажем, чернильную каплю. Чернила распространяются, постепенно разбавляясь, и через несколько дней их уже нельзя заметить. Но на самом-то деле это не так. Чернила всё ещё там. Дымок всё ещё здесь. Я бы мог убраться из Амстердама, ворон. Там, где людей ещё достаточно, я развеюсь. Я затеряюсь в толпе. Стоило бы направиться в Париж. В Париже людей ещё много.

Ворон сместился на своём насесте, передвинулся ближе, царапнул коготками по перильцам.

Дымку подумалось, что ворон, может, и не настоящий, а просто кибернетическая подделка, но ему уже было всё равно.

Дымок положил руки на парапет, почувствовал, как холодит ладони бетон. Поглядел на них. Они казались чем-то отделённым от Дымка: серые, сморщенные, с когтеобразными пальцами и жёлтыми, давно не стриженными ногтями. Он и сам так выглядел: тощий, исхудавший, долговязый, как огромный коготь, чёрный от грязи, укутанный в разношёрстные одёжки, штаны и накидки, найденные по свалкам, однородно порванные и заляпанные жижей. Он походил на ворона. Ворона в линьке.

У него были длинные, слегка матовые чёрные волосы и борода, орлиный нос, почти клюв, и темноватые, но светлее, чем у птицы, глаза. Он негромко фыркнул, подумав, что ворон мог принять его за сородича.

— Лучше б я уродился вороном, — сказал Дымок вслух. Он отвёл взгляд от ладоней и посмотрел на город мёртвых.

Этот район Амстердама почти не пострадал, словно бы мумифицировался, и такая сохранность только подчёркивала полное отсутствие людей. Словно бы кто-то невидимый щёлкнул тумблером, и все люди пропали, как отключённая голограмма: клик, зззимпп! и их нет.

Дымок попытался вообразить себе Амстердам таким, каким был город всего лишь пять лет назад. По улицам тогда носились машины и автобусы, в основном на электродвигателях и автопилотах, трафик пульсировал на мостах города Тысячи и одного Моста, по Амстелю скользили и на его воде колыхались баржи, а каналы, обсаженные густой зеленью, напоминали толстые зелёные свечи. Город имел кольцевую планировку улиц и каналов; по большей части она сохранилась, да и краснокирпичные здания с островерхими крышами выглядели почти так, как в момент постройки, в семнадцатом веке. Небоскрёбов в городе было немного, да и те возводились в нескольких специально отведённых районах: в одном таком небоскрёбе нынче сидели Дымок и ворон. Прошло пять минут, но ничего не поменялось, только сумерки стали гуще, словно в воду подпустили чернил. Возврата назад не было. Оставалась дорога только вперёд, секунда за секундой. Прошлое и будущее разлетались всё дальше.