Шрифт:
Я уже не хотела, чтобы он возвращался домой. Мне было стыдно и страшно, что обо всём узнают бабушка и родители.
Последний раз, когда я его видела, он был на кухне. Мы ругались из-за супа, он не хотел есть вчерашний суп.
Я перестал испытывать симпатию к этому парню. Ругаться из-за супа? Бред! На его месте я… Стоп! Нет, его место рядом с этой чокнутой, моё нет. Точно нет. Точно.
– Он сказал, я плохая хозяйка,- глядя в пустоту потухшими глазами, продолжает Эля.
– Сказал, что я никчёмная, что кроме денег во мне нет ничего интересного, я убожество. Он швырнул тарелку в меня, я обожглась, схватилась за руку. Он орал, что я притворяюсь, чтобы он меня пожалел. Мне надоело это слушать, я замахнулась, чтобы ударить его, а он схватил меня за обожжённую руку и начал её выкручивать, пытаясь снять моё кольцо. Он сломал мой палец, кольцо упало, а он продолжал орать: «Ты должна покорно принимать всё, что я говорю или делаю! Ты моя жена!!!».
Я вырвалась, убежала в ванную, мне надо было остудить палец, остыть самой, дать ему успокоиться. Когда я вернулась на кухню, его уже не было.
Я, как дурак, сижу и слушаю бабьи откровения. Мне не по себе. Я не знаю, что говорить, как реагировать. Это женщины охают, вставляют комментарии, сыпет проклятиями. Что должен делать я? Выразить сочувствие? Утешить? Прикасаться к ней мне точно не хочется, значит, и по плечу её не погладишь. Может, стоит тему сменить? Или вспомнить о чём-нибудь срочном?
<p align="center">
Эля
Я, как фокусник, могу виртуозно перебирать слова, превращать их в эвфемизмы и ни разу не ошибиться.
Замена слов - это не обман, это хитрость, которая не позволяет реальности подкрасться к тебе слишком близко. Эти слова обволакивают меня, будто кокон, и уже не так холодно, не так больно.
Сева всё ещё сидит напротив меня. Наверное, я напугала его своим рассказом. Но воспоминания облепили меня, как мухи, и от них трудно отмахнуться. Я борюсь с ними.
– Я непонимающе смотрела вокруг. Вити не было. Я испытала облегчение - скандал закончился. А под облегчением прятался страх, что муж вернется и будет ещё хуже.
– И куда он улетел?
– будто со стороны звучит вопрос Севы. Очнулась. Передо мной другие стены и другой стол.
– Так куда он улетел?
– Сева так некстати решил поддержать разговор!
– В окно, - Я смотрю на своего собеседника. По-моему, он растерялся.
– Я начала сметать осколки. Прибежала соседка Маша. Я её голос ещё за дверью услышала, она что-то кому-то кричала. Потом я поняла, что мне. Она дико стучала в дверь. Говорила, что Витя на тротуаре лежит, что она вызвала «скорую». А я пошла к мусорному ведру.
Машка пыталась меня обнять, вглядывалась в моё лицо, тянула то к окну, то к двери. Всё настежь. Участковый зашёл, спрашивал о чём-то.
Он ведь только что был здесь. Стоял надо мной. Я слышала его оскорбления. Только его слышала. А Машки с участковым, как будто не было. Я попросила их уйти.
Я больше никогда его не видела. Соседи пытались рассказать мне, как он лежал под их окнами, как его молодое тело застегивали в синий мешок.
Мне было всё равно, представляете?
– я поворачиваюсь к побледневшему Севе.
– Я не простилась с ним. Я не прикоснулась к нему. Я не ходила к нему ни разу. Я не захотела.
– Вдруг чувствую тепло на своей руке. Сева осторожно дотрагивается до моего искалеченного пальца.
– Не надо!
– прячу руку под полотенце- Уже не болит!
<p align="center">
Сева
Я прикоснулся к ней. Нет, немножко не так – я к ней прикоснулся! Чувства такие, будто я преодолел страх перед земляной жабой или крокодилом. Мне казалось, её кожа шершавая, ледяная, липкая, но я ошибся. Руки у неё тёплые, чуть дрожащие, будто в такт её сердцу.
Она волнуется, хоть и говорит с деланным спокойствием или даже безразличием. Пройти через такое! Умом можно тронуться! Она ведь действительно особенная! Она отодвигается от меня.