Шрифт:
– Эй! Фрицы!.. Выходите!
Дверь вагона медленно открылась, и немцы один за другим стали спрыгивать на землю. Неожиданно из глубины вагона раздалась автоматная очередь. Пули подняли щебеночную пыль. Обеими руками цепляясь за дверь, Бланко начал сползать на землю. Кровь заливала ему лицо и руки. Партизаны поспешили исправить ошибку Антонио, но было уже поздно. Бланко был мертв.
Недалеко от станции партизаны вырыли могилу для двух погибших в бою товарищей - для русского парня Толи и испанца Антонио. Из фашистов только одному удалось скрыться в лесу.
...Антонио Бланко, как и многие испанцы, оказавшиеся в СССР после войны с франкистами, работал в Москве на автомобильном заводе, в инструментальном цехе.
Возвращаясь с работы, Антонио обычно шел к остановке трамвая. Недалеко от остановки находился приземистый, двухэтажный деревянный дом. В одном из нижних окон этого дома он каждый раз замечал светловолосую девушку. Каждый вечер, склонившись над столом, она что-то делала: то ли шила, то ли гладила. Когда лучи солнца пробивались сквозь яркие цветы герани, девушка поднимала голову, и Бланко видел большие глаза, такие же голубые, как весеннее небо в Испании.
Пришел день, и девушка стала поднимать голову, когда мимо проходил Антонио, и даже иногда улыбалась ему.
Сначала Антонио не мог ни на что отважиться: он почти не умел говорить по-русски. Целый месяц он изучал русский язык по ускоренной программе, однако о девушке никому не говорил, тем более, что он ничего не знал о ней.
В один из вечеров Антонио не увидел в окне девушку, и его охватила тревога. Ему казалось, что даже цветы на окне отвернулись от него.
Взволнованный, он постучался в дверь, мысленно подбирая слова для вопроса. Дверь ему открыла, по-видимому, соседка. Бледный с перепуганным лицом, Бланко спросил ее:
– А где... девушка?
Старушка, осмотрев его с ног до головы, с удивлением ответила:
– Ушла в магазин.
Антонио не знал, как продолжать разговор, и, пробормотав что-то нечленораздельное, ушел.
На следующий вечер он наконец решился заговорить с девушкой и целый день на работе готовился к этой встрече. На его сбивчивый вопрос, где она была вчера, девушка спокойно, с милой улыбкой ответила:
– Ходила в магазин. Кое-что нужно было купить для дома.
– А-а!
На этом их разговор в тот вечер и окончился, так как Антонио не приготовил других фраз.
Шли дни за днями, а Антонио никак не мог найти предлога для разговора. Он заучивал множество фраз, но не решался их произнести.
Наконец он придумал. Поздоровавшись, Антонио сказал:
– Сегодня хорошая погода...
В ответ он получил мягкую, добрую улыбку, но ему больше ничего и не надо было - он уже знал, о чем спросить:
– А почему вы никогда не выходите по вечерам погулять?
Она подняла на него свои глаза, и, хотя их разделял подоконник, уставленный горшками с геранью, он хорошо видел, какие у нее красивые голубые глаза.
– Кто? Я? Я никогда поздно не выхожу из дома.
– Ждете кого-нибудь?
– Да, своего мужа.
Одно лишь мгновение звучали эти слова, а Антонио показалось, будто весь мир успел перевернуться.
Она продолжала заниматься своим делом, а он с трудом выдавил из себя:
– Хорошо... До свидания...
– До свидания!
– как всегда спокойно, ответила она.
Антонио не помнил, как добрался до дома. Закрыв окно, он одетым бросился в постель, глубоко переживая удар судьбы. Эту золотоволосую женщину с ее улыбкой, с ее большими глубокими глазами он сравнивал с небом и солнцем Испании, с лучшими женскими образами на знаменитых полотнах великих испанских живописцев Гойи и Эль Греко, которые видел в музее в Мадриде. А теперь? Нет, теперь он дает себе зарок: "Никогда и ни в кого не буду больше влюбляться!.."
Лишь спустя много месяцев Антонио рассказал своим друзьям историю своей неудачной любви...
* * *
Из авиаторов-испанцев в бригаде остался только Ривас. Еще один из испанских летчиков Антонио Бланч погиб в те же дни, подорвавшись на немецкой мине.
Этот печальный случай натолкнул Риваса на одну мысль. Среди оружия, отобранного у врага, имелось и такое, которое требовало ремонта. Вот тогда-то Ривас и оборудовал в партизанской землянке немудреную ремонтную мастерскую.
Когда несколько дней спустя прилетел из Москвы самолет, ни Стехов, ни Ривас не вспомнили о том неприятном разговоре. Мастерская Риваса приобретала популярность. Партизаны считали своим долгом, возвращаясь после операций, приносить любой инструмент, который попадался под руку.