— Андрей.

— Андрей?! — я оторопел. — Он-то здесь при чем? Откуда он знает?

— Он-то? — Тимоша ухмыльнулся еще шире. — Он-то как раз знает! Они много чего знают…

Почему-то я сразу понял, что он имеет в виду.

— Ты хочешь сказать, что он… оттуда? Из органов?

— Нет, из Института благородных девиц!

— А ты откуда знаешь?

— Я знаю, — уверенно кивнул Тимоша. — Ольга когда-то говорила. А она знала. Она его сто лет знала.

Снова начиналась какая-то свистопляска. «Был в театре — насморка не было», — в очередной раз припомнилось мне. Так это что же получается? Может, он и есть — человек с платочком? Хотя кто сказал, что там был только один такой? Может, их было несколько? И вообще дело не в этом, а вот в чем: зачем ему понадобилось выдумывать все это, про завещание? Отвести подозрения от себя или от своих? Но ведь это нелепость! Ничего не стоит проверить, есть такое завещание или нет. Нет, похоже, тут что-то другое… «Стоп! — мысленно воскликнул я. — Уж не для того ли придумана эта байка, чтобы сразу выключить меня из игры, чтобы я уж наверняка в это дело не полез, испугался бы, что тут замешаны мои близкие родственники? Похоже, похоже… Постойте, но что это значит? А это значит, что есть что-то такое, что я или знаю, или, по крайней мере, могу узнать… Именно я. Вот меня и попытались «обезвредить» — способом простым и относительно безобидным. Хотел бы я знать, о чем речь! А может, я все это напридумывал?..»

Я поймал на себе Тимошин любопытный взгляд и опомнился. Должно быть, я уже минуты две стоял столбом, уставившись в стенку.

— Слушай, — спросил я на всякий случай, ни на что особенно не рассчитывая, — ты случайно не знаешь, как найти Матвея, Гошу, Глинку… ну и Андрея тоже?

— Зачем тебе? — подозрительно сощурился он.

— Нужно! — мрачно ответил я и повернулся, чтобы уходить. Я ни секунды не сомневался, что сейчас последует какая-нибудь остроумная шутка, вроде: «нужно — так сходи» — и на том беседа будет окончена. Однако ничуть не бывало. На этот раз Тимоша прямо-таки поражал любезностью. (Замечу в скобках, что через пару минут я понял, в чем дело.)

— Адресов я не знаю, а как найти — знаю. Матвей послезавтра с утра приедет перевозить Ольгину тетку в город. Это раз. Гошу можно найти в театре. Глинку — в больнице. Номер знаешь?

Я кивнул.

— Ну вот. Ну Андрея… сам понимаешь. Туда, правда, хрен пройдешь…

Меня даже зло взяло, что я сам не догадался. А туда же — преступников ловить!

— Спасибо, Тимоша, — сказал я. — Все, я пошел. Пока. Смотри свой футбол.

— Постой… — неожиданно пробормотал он с какой-то новой и совершенно непривычной для меня интонацией: просительно, чуть ли не жалобно… — Постой… Ты узнал, где Сонька?

Тут-то я и понял, почему он отвечал на мои вопросы. Отвечал, потому что готовился задать свой.

Я покачал головой:

— Ничего я не узнал. Не вышло.

— Так ты б у ее матери спросил…

— Спрашивал, — я махнул рукой. — Ничего она толком не знает. Говорит: уехала куда-то к морю…

Тут Тимоша огорошил меня в очередной раз. Он как-то странно перекосился и процедил сквозь зубы:

— Слушай, Володька, шел бы ты, а?.. Уйди, прошу…

— Да я и так… — растерянно пробормотал я и двинулся к выходу.

Всю обратную дорогу я размышлял, как бы мне к ним подъехать. Я не сомневался, что ни один из них не станет просто так, за здорово живешь, мне исповедоваться. Это тебе не с теткой болтать! Тут нужны мотивировки. Вообще следующее по плану мероприятие сильно отличалось от предыдущего. В тот раз я рассчитывал случайно услышать какую-нибудь полезную информацию, теперь же мои планы были куда серьезнее. Ведь один из них, вполне вероятно, знал гораздо больше, чем другие… Я думал-думал и в конце концов пришел к выводу, что думать тут не о чем — вариантов нет: придется первым делом сообщать им о своих подозрениях. Больше того, нужно быть готовым к тому, что они мне не поверят, и тогда, чтобы убедить их, надо будет рассказать о нашем телефонном разговоре и о том, что Ольга кого-то Подозревала. Ольга, заметим, — но не я! Мне она так ничего и не сказала. Это я собирался подчеркнуть особо — мне совсем не улыбалось выступать в роли наживки. Я надеялся, что убийца мне поверит: ведь если он слышал, что Ольга говорила по телефону, то должен был понять, что я ничего не знаю. А на что я вообще рассчитывал — сказать трудно. В первую очередь, конечно, на несоответствия в показаниях и на то, что мне удастся понять, кто из них лжет. Но — подсознательно — должно быть, и на то, что убийца отреагирует на мои слова как-то по-особенному, позеленеет что ли… Точно не скажу, но наверное, что-нибудь в этом роде. Между прочим, Мышкина я в этих своих планах как-то не учитывал, временно о нем позабыв.

Он напомнил о себе сам, вечером того же дня — позвонил с вопросом «как дела?». Только я раскрыл рот, чтобы сообщить ему все последние новости, как он меня перебил:

— Ну, я рад, что все в порядке! Вы заняты, Володя? Если нет — спускайтесь во двор, а я сейчас подъеду — минут на десять, не больше. Так сказать, в рабочем порядке…

Он не хотел говорить по телефону. Это уже походило на шпионский роман. Я покорно натянул ветровку и спустился во двор, провожаемый Петькиным горящим взглядом — ну как, спрашивается, он догадался, что я иду на свиданку не к барышне, а к милиционеру? Минут через пять, не больше, во двор въехала крошечная машинка, аккуратненькая и кругленькая, в которой, казалось бы, никакой Мышкин — кстати, довольно длинный — уместиться не мог. Тем не менее оттуда он и выбрался, напомнив мне какой-то сложный складной предмет, вынутый из футляра и приведенный в рабочее состояние.

— Никогда и ничего не рассказывать по телефону? — сходу поинтересовался я, упреждая его замечание.

— Конечно, — кивнул он. — А теперь наоборот — жду с нетерпением!

Я подробно рассказал ему, как съездил к Леле. Он хорошо слушал, правильно. Никакой снисходительности: дескать, твое дело рассказать, а уж мы разберемся. Ничего такого. И кивал как раз там, где нужно: например, согласился, что мытье посуды выглядит подозрительно, как и Глинкино неизвестное лекарство.

— Кстати, о лекарстве… — сказал я. — Тут тоже странность… Никто ведь не поинтересовался, откуда у нее столько снотворного. Тетка говорит: я ей давала, а она не пила, а копила, потому что задумала все с самого начала. А мне Ольга жаловалась, что от теткиного снотворного дуреет. Выходит, она его все-таки принимала, а не копила? Потому что зачем ей мне врать? Не вижу смысла. И еще. Если ей его подсыпали, то как? Как можно незаметно подсыпать? Только в еду или в питье. Все равно непонятно. Если я прав и дело в телефонном разговоре, то как же быстро нужно было сориентироваться! Снотворное чаще всего бывает в таблетках. Так? Значит, кто-то должен был бухнуть эти таблетки в какой-то стакан и разболтать — да так, чтобы не было осадка. Не мог же он растолочь их заранее! Причем не одну-две — а сколько? Десять? Двадцать?

— Много, — задумчиво кивнул Мышкин. — Точно не знаю, но много… Я думал об этом. Мне в последнее время не попадалось лекарств в порошках — хотя, может, они и бывают. Еще бывают шипучие таблетки… растворимые. И… есть еще один вариант. Это мог быть наркотик…

— Наркотик?! — почему-то эта мысль меня ужасно поразила.

— Ну да… Все ведь моментально замяли. Никаких анализов, ничего… Родные и близкие подтвердили: пережила драму, последнее время злоупотребляла снотворным — и все, все на том успокоились. Снотворное — так снотворное. А наркотик и растворить легче, и передозировку устроить…