— Что, если я повторю знаки внимания прошлой ночью, но они все будут смотреть? — Он кивнул в сторону остальной части стола, но его полуприкрытые глаза не отрывались от моих.

Я стиснула зубы, потому что внутри меня вспыхнул жар, даже несмотря на угрозу наказания.

Это было потому, что я была больна. Это было потому, что прошлой ночью он заставил меня так сильно кончить, и мое тело помнило удовольствие, которое могли доставить его прикосновения, и глупо не понимало, чем это может отличаться.

Это было потому, что какая-то часть меня, какой-то глубокий, темный первобытный инстинкт, хотела тех ужасных вещей, которые он предлагал, наказания, жестокости, боли. Оно процветало благодаря этому, освобожденное им, вдохнутое им в жизнь.

Теперь, когда мы знали, что он не убийца моей сестры, можно было бы громче, голоднее, беззастенчивее желать нашего врага.

Но он все еще был моим тюремщиком. Он все еще был жестоким и нелепым. Он все еще любил наказывать меня.

И все же эта часть меня ничего не понимала или ее это не волновало.

Мои мышцы напряглись, когда его пальцы опустились между моих ног, рисуя маленькие круги на внутренней стороне бедра, которые поднимались выше с каждым движением.

На соседнем сиденье я услышала, как Рорк отложил столовые приборы и издал тихий заинтересованный звук.

Сефер уткнулся носом в изгиб между моей шеей и плечом, его прикосновение было обжигающим.

— Тебе бы понравилось, если бы они увидели, как ты кончаешь на моей руке? Будешь ли ты мяукать еще, как прошлой ночью?

У меня перехватило дыхание, когда он скользнул по моим краям, заставляя мое сердце биться с бешеной скоростью.

С тихим смешком он отстранился.

— Завтра я покажу публично своего питомца, — объявил он сидящим за столом.

Они замерли в молчании, вилки повисли в воздухе, бокалы были на полпути к открытым ртам.

Злая улыбка обнажила его верхние клыки.

Несколько фейри за столом наклонились вперед, их улыбки были почти такими же, как у него, самая широкая улыбка у Рорка. Другие убрали свои бокалы и вилки, за напряженным выражением их лиц скрывалось напряжение. Селестин и Аня обменялись взглядами. Брови Эссы нахмурились. Губы Кадана поджались, но он быстро спрятал это за глотком вина.

Внутри меня затрепетала угроза, проснулись предвкушение и страх. Неужели он снова собирается охотиться на меня? Нежные волоски на моих руках встали дыбом при воспоминании о том, как я была приколота к дереву.

— Но сначала я собираюсь показать ее на личном примере. — Его улыбка исчезла. — Оставьте нас.

ГЛАВА 30

— Через стол. — Его голос разнесся по безмолвной комнате, когда пустые тарелки исчезли.

Я не спеша поднялась с его колен, желудок сжался. Поскольку здесь больше никого не было, это внезапно показалось намного опаснее. Возможно, именно это развязало мне язык.

— За что ты наказываешь меня, Сефер? Разве я не подчинилась? — Я развела руками, показывая крошечные бриллиантовые огранки. — Я сделала все, о чем ты просил.

Он оскалил зубы, впившись когтями в подлокотники кресла.

— Да, но твое послушание вредоносно, маленькая птичка. И ты это знаешь. Теперь наклонись над столом.

В моем животе затрепетал тугой комок предвкушения. Что он собирался делать, если и когда я подчинюсь? Я долго удерживала его взгляд, пытаясь прочесть что-то в его золотистых глубинах.

Он поднял одно плечо, жест был обманчиво небрежным.

— Или ты могла бы снять проклятие. Твой выбор.

За исключением того, что это было не так, потому что я не могла. За свою жизнь я поместила всего несколько, но мне никогда не удавалось поднять ни одного. Даже в тот единственный раз, когда я действительно хотела, чтобы я могла.

Если я скажу ему, он убьет меня. Меня стоило оставить в живых, только если он поверит, что я смогу вернуть ему жизнь и тело, которые у него когда-то были.

Поэтому я одарила его резкой улыбкой, как будто у меня был выбор, и я все равно выбрала назло, и склонилась над столом.

Мое сердце бешено заколотилось, когда я надавила на неподатливую поверхность. Удивительно, что звук не отразился от дерева и не заставил зазвенеть тарелки и стаканы.

Рука Сефера скользнула вверх по моей пояснице, задирая платье, и прохладный воздух коснулся моей задницы. Я затаила дыхание, ожидая, что он войдет в меня. Похоже, к чему все шло.

Глубокая тьма во мне дрожала от желания. Она увидела в нем свое отражение, ответную тьму в его жестокости. Моя звала его, желая кружить вокруг него, танцевать с ним, присоединиться к нему в поту, ненависти, похоти и всех тех раскаленных добела чувствах, которые кричали о жизни.