Жара растопила все остальное.

Его когти заскребли по мне, отодвигая затвердевший воск, вырывая тихий стон из моего горла. Мягкая ласка, с которой он поглаживал мою горячую плоть, затронула само мое существование.

— Твоя кожа такая розовая, Зита. — Капли потекли снова, заставляя меня вздрагивать, прокладывая свой путь вниз по позвоночнику. — Скажи мне остановиться. Забери свое проклятие обратно.

Но я не хотела, чтобы он останавливался.

Не только из-за упрямства, но и из-за острых ощущений от этого. Я жила в ожидании следующего падения и того, куда упаду. Я была болью и успокоением, которые пришли после того, как он стер воск. В моей голове не было места, чтобы думать о проклятиях, смерти или принцах.

Я была полностью здесь. Полностью сейчас. Полностью живой.

Вот почему я перевернула страницу.

Его глаза широко раскрылись, когда я встретилась с его взглядом, теперь устремленным на мою спину. Я придержала его, снимая остатки своего платья и стягивая его через бедра на пол. Он наблюдал за происходящим, его зрачки были расширены и настолько темны, что я могла бы в них утонуть.

Обнаженная перед ним, я кивнула один раз.

Его широкая грудь поднялась в долгом-предолгом вздохе.

В тот момент, когда она опустилась, он как будто принял решение. Он наклонил свечу, позволив капле воска упасть мне на живот. В то же время он протянул другую руку и схватил со стола бутылочку масла. Фейри полил им листья салата, но теперь он полил золотисто-зеленую струйку на мои соски.

От его внезапной прохлады у меня перехватило дыхание, восхитительный контраст с горячим воском, все еще струящимся по моему животу.

Проведя большим пальцем, он нанес масло на один сосок, затем на другой, доставляя удовольствие моему центру этими слишком короткими прикосновениями.

— Это облегчает удаление воска. — Одна сторона его рта приподнялась. — Но это не притупляет жар.

Его пристальный взгляд пронзил меня, когда он поднес свечу к моей груди и медленно, очень медленно наклонил ее.

Упала единственная капля воска.

Я вскрикнула, выгнувшись дугой, мой разум на мгновение затуманился от жгучей боли. Она быстро прошла, оставив меня бездыханной.

Он наблюдал за мной с прищуренными глазами, его напряженность обжигала мои нервы. Он подождал, пока мое дыхание почти придет в норму, прежде чем нанести еще одно пятно воска.

Мои ногти скребли по столу в поисках опоры, какого-то ощущения реальности в этом сне наяву.

Его не было.

Реальность покинула нас.

— Вот и все, птичка, ты можешь забрать это. — Грубость появилась в его голосе, сделав его хриплым. Он улыбнулся, отчасти жестоко, отчасти с тайным удовольствием. — Я знал, что ты сможешь.

Казалось, он тоже забыл о снятии проклятий и наказании.

Мы больше не были жестоким принцем и ведьмой, которая его прокляла.

Мы были чем-то совершенно другим.

И хозяин, и одержимость. И ненависть, и желание. И контролирующий, и ведомый.

С каждой каплей воска у меня перехватывало дыхание, а его становилось тяжелее. Он стоял между моих ног, и его брюки заметно выпирали. Он обхватил меня за талию, покалывая когтями в восхитительных всплесках ощущений.

Наконец, когда моя грудь была покрыта, он отложил свечу и отступил, как будто любуясь своим творением. Моя грудь казалась стесненной, как будто я носила слишком тесную одежду.

С улыбкой он уверенным движением больших пальцев раскрошил оболочку.

По сравнению с застывшим воском его кожа была теплой и живой. Я не могла не выгнуться дугой, прикусив губу, наблюдая, как он массирует ее.

Его брови сошлись на переносице, когда его взгляд переместился с моего на его прикосновение и обратно.

— Черт. — Это вырвалось у него, когда он обрабатывал мои соски, обводя их тугие кончики еще долго после того, как воск сошел, затем: — Зита.

Он произнес это так, словно это было ругательство.

Как будто это была молитва.

Как будто это было любимым и ненавистным, чем-то, без чего он не мог жить, горьким лекарством, в котором он нуждался, чтобы выжить.

Затем его рот накрыл вершинку моей груди. Горячий и влажный, грохочущий от ощущений. Он провел по мне языком. Его шероховатость была резкой, настолько близкой к боли, что я вскрикнула. Он снова пососал и облизал мой сосок, напрягая каждый мускул во мне, как будто я приняла позу для обожающей публики.

Он был моим единственным зрителем, и он поглощал меня своим взглядом так же сильно, как и своими губами.

Каким-то образом мои руки оказались в его волосах, прижимая его к себе. Я сняла с него корону и провела ногтями по его голове. Он застонал на мне, вибрация доставила удовольствие моей киске, которая была влажной и жаждущей.